Дикарь и лебедь

– Мне стоило убить тебя, да, и когда-то я действительно об этом подумывал. – Он распахнул передо мной двери и застыл в ожидании, когда я зайду внутрь. Делать этого мне не следовало, но я все же вошла – и тотчас онемела от размеров комнаты. Я остановилась возле низкого комода, на котором валялась пара безделушек.

– Когда мы впервые встретились на том полом дереве, я понял, что должен тебя убить – после того, как воспользуюсь тобой, чтобы подобраться к твоему отцу.

Не успела я запустить в него волчий череп, который лежал на комоде, притворяясь вазой, как Дейд добавил:

– Но стоило мне только познакомиться с тобой, как сама эта идея – хоть как-то навредить тебе – стала казаться мне неправильной. Несколько дурной. – Он взглянул на меня с прищуром. – Может быть, ты – ведьма, которая притворяется принцессой-лебедью?

Я тупо посмотрела на него:

– Несмешно.

– Ладно. У тебя вскипит кровь, если я скажу, что люблю играть с обедом, прежде чем съесть его?

Я закатила глаза и с громким стуком вернула череп на место.

Дейд зашелся громогласным хохотом, и все до одной смертоносные черты его смягчились и сложились в нечто иное, отчего кровь в моих жилах вскипела по совсем другой причине, – думать о ней мне не хотелось, но я понимала, что его смеющееся лицо будет вставать у меня перед глазами всякий раз, едва я закрою веки.

Я на миг задержала на короле взгляд, а затем осмотрелась: кровать темного дерева с балдахином – вдвое шире, чем любое королевское ложе, по обе стороны от нее – заросшие виноградной лозой овальные окна с красным стеклом. Сбоку от кровати, под окном – дубовый письменный стол, на нем чернильницы и аккуратная стопка бумаг, чуть дальше – маленький обеденный столик на две персоны. С другой стороны кровати, над еще одним комодом, исполнявшим роль прикроватной тумбы, к стене прикреплена карта.

Синшелл был запятнан жирными кляксами багрового цвета – так Дейд пометил места, где устроил резню и бойню.

Оторвав взгляд от карты, я посмотрела на короля в упор – тот стоял с возмутительно равнодушным видом. Кинжал у меня в руке словно потяжелел.

Я выскочила из его покоев и скрылась у себя.

* * *

Меня глодали нерешительность, отвращение, ненависть и еще какое-то чувство, признаваться себе в котором мне не хотелось. Свернувшись клубочком, я лежала в постели до тех пор, пока за окном не взошла луна.

Тьма скапливалась лужами на полу и в углах, и слиться им мешали лишь чуть более светлые тени, беспокойно перемещавшиеся по комнате.

Посмотри на меня, пчелка…

Я нагнулась за кинжалом, который спрятала под ночным столиком, и тот показался мне теплым на ощупь, будто только и ждал, когда я его достану.

Я сама не знала, что делаю. Знала лишь, что чувствую: жгучую, невыносимую боль, которая кипящими волнами накатывала на меня. Руки зачесались сделать хоть что-то, дыхание стало судорожным, сердце покрылось защитной коркой льда, – и я выскочила из комнаты.

В холле было пусто. У наших покоев стражники не дежурили. Я готова была поспорить, что король считал достаточной защитой себя самого. Вот же самонадеянный несносный монстр.

У тебя вскипит кровь, если я скажу, что люблю играть с обедом, прежде чем съесть его?

Его ласковый тон и жестокие слова часами вертелись у меня в голове. Мой народ годами жил в страхе и опасениях, что вот-вот придет их черед. Что скоро король прикончит всех нас, не оставит в живых никого, кроме целителей, которых, по слухам, он похищал, дабы те лечили его солдат.

А целители, в свою очередь, смешаются с кровавыми фейри, сплетутся с теми до такой степени, что все воспоминания об их золотых корнях исчезнут из общей памяти.

Хватит.

Я больше не могла выносить мучительного притворства, испоганенных вожделением ненависти и страха. Страха за саму себя, страха перед Дейдом и тем, что он пробуждал во мне, страха за мой народ и страха перед участью, что ждет его, если я паду жертвой короля-убийцы и лишусь себя. Умру или…

Я даже мысли о подобном не могла допустить, но нечто внутри меня – та ниспосланная судьбой катастрофа, что казалась жестокой шуткой звезд, навязывала мне это чувство. И лучше бы мне от него избавиться, пока оно не разрослось в то, из-за чего мой народ сгинет окончательно.

Я мысленно приказала двери открыться, и та послушалась. Поразившись этому, я на секунду застыла на пороге. Внутри было темно.

Убедившись, что танцующие на полу тени – именно то, чем кажутся, я прокралась в комнату, и дверь беззвучно закрылась у меня за спиной. С каждым шагом в сторону гигантской кровати глаза привыкали к тьме.

В кровати безмятежно спал король, сорочки на нем не было. Обнаженная грудь, вылепленная звездами и испещренная шрамами от его собственных деяний, поднималась и опадала. Руки его – бугры мускулов – сложены под затылком, в подмышках виднелась поросль золотистых волос. Ресницы отбрасывали на скулы полумесяцы теней, идеальные губы приоткрывались с каждым тихим выдохом.