Дикарь и лебедь

– Ты не производишь впечатление заядлого читателя.

– Да уж, не до книг, когда столько убийств в плане дня, – выдал король, я поперхнулась, вино в желудке превратилось в уксус, а он запрокинул голову и оглушительно, искренне захохотал: – Ты бы видела сейчас свое лицо.

Этот смех – о звезды, этот мелодичный, утробный звук, что вырвался из его глотки, чуть не уничтожил меня на месте.

– Несмешно, – проворчала я, но голос меня выдал, и я крепко сжала губы, чтобы те не расползлись в улыбку.

Он фыркнул, с ленивой, но смертоносной грацией прошествовал к столу и снова сел.

– Вот. – Дейд пододвинул ко мне книгу и, прежде чем вернуться к еде, велел: – Открой на первой странице.

Не сводя с короля глаз, я осторожно взяла томик. Дейд ждал с невозмутимым видом, а я раскрыла книгу на коленях и утолила любопытство.

На меня смотрела брюнетка с ярко-синими глазами – эта улыбка, несомненно, почти в каждом вызывала желание угождать. Высокие, словно мраморные скулы, одинокая ямочка на щеке; каштановые кудри обрамляют нежное лицо сердцевидной формы – притягательное, беспощадно чувственное.

Рядом с изображением этой прелестницы – портрет мужчины. Знакомая брутальная красота. Ничто не смягчало грубые черты его лица, даже улыбающиеся глаза – глубокие, темно-синие. Белесые волосы ниспадали до плеч пышными, небрежными волнами, губы были не такими пухлыми, как те, что украшали лицо мужчины, сидевшего напротив меня.

Я снова посмотрела на женщину и заметила, что чувственный рот, как и потрясающие точеные черты лица, Дейд унаследовал от нее.

От матери.

Под этими масляными портретами в следах маленьких пальчиков, приклеенными к первому развороту сборника детских загадок, были написаны их имена.

Верн и Майя Волькан.

С тяжелым вздохом я закрыла книгу, в которой жили призраки, не дававшие покоя королю волков, и аккуратно положила томик на стол.

– У тебя ее скулы и лоб. – Я обвела пальцем собственное лицо. – Похожие ямочки, ее ресницы и губы.

Дейд прекратил есть, медленно выпрямился и отложил приборы.

– От отца у тебя волосы – но на тон темнее, – а еще глубокая океанская синева, которая иногда затапливает твои глаза, – продолжала я. Прижав ладони к сорочке, чтобы Дейд не заметил, как те дрожат, я усмехнулась: – О, и его благородный нос.

– Благородный нос? – переспросил он и зыркнул на меня исподлобья.

Я кивнула:

– Безупречно ровная спинка носа идеальной длины и толщины.

Дейд на секунду задержал на мне взгляд, а затем его черты сложились в гримасу смеха, он откинулся на спинку стула и опять коротко, но зычно гоготнул.

– Идеальной длины и толщины, – нарочито протянул король, и я тотчас густо зарделась.

– Ты теперь король шуток, да? – Я кашлянула, чтобы подавить зародившийся в горле смешок. – Не будь таким пошляком.

– Ты сама это сказала, не я. – Дейд улыбнулся и отвел упавшие на лоб волосы. – Значит, тебе нравится мой… нос.

В глазах короля блеснули остатки веселости, и у меня заныло внизу живота.

– Нравится, – сказала я, упрямо не желая признавать то, что он и так уже знал: мне нравились и другие части его тела. Я быстро добавила: – Они оба ошеломительно красивы. Невероятно. Твои родители.

Улыбка Дейда угасла, а у меня сердце зашлось при мысли о том, что он только что сделал – чем поделился со мной. Я мягко сказала:

– Увидеть их – большая честь для меня. Само то, что ты представил их мне. – У меня было чувство, что эти портреты он не показывал никому.

Король надолго уставился на меня. Затем кивнул:

– Все картины с их изображениями сняли, как только я достиг возраста, когда получил право указывать дяде, а не наоборот.

– Ты больше не желал их видеть?

– Нет – ни в качестве напоминания, ни в качестве орудия манипуляции. – Его взгляд упал на пустое пространство на столе. – Разве только в качестве родителей. Ешь, – бросил он и, поднявшись, подошел к кровати и вернул книгу в стопку.

Дейд не торопился: осторожно, с трепетом положил ее на прежнее место. Я могла бы даже позавидовать подобному трепетному отношению, не одаривай он меня точно таким же.

Томление превратилось в нечто иное, нечто дикое и неукротимое, и когда он отошел от кровати, я сосредоточила все свое внимание на еде, которую бездумно закладывала в рот.

Почти расправившись с ужином, я глотнула вина и обвела комнату взглядом, рассматривая резьбу на необычной кровати Дейда и жуткие черепа, что украшали полку над камином и комоды.

– Это твои родители?

Он понял, к каким предметам относятся мои слова, и, когда я опустила бокал, подлил мне вина.

– Это мои братья по оружию – друзья, если хочешь. Бонд, Релин и Нерин. Мы были ровесниками, и они погибли в бою. Бонд – в первый год войны, двое других – в прошлом году. – Лицо Дейда исказила гримаса боли, он со стуком поставил графин на стол. – Бонд все это не поддерживал.

– Но все равно пошел в бой.

– Несмотря на все мои попытки отослать его домой. – Дейд зачерпнул вилкой оставшиеся овощи. – Так что да, черепа служат мне напоминанием.

Я подождала, пока он прожует, и спросила:

– Напоминанием о том, что ты потерял?

– О том, что я еще потеряю. – Какой мрачный и хладнокровный ответ.