Дикари

* * *

Лагерь угольщиков, располагавшийся на поляне, состоял из четырех больших хижин, сделанных из переплетенных веток, покрытых соломой, в одной из которых жил вольноотпущенник. Вокруг, в подлеске, дымились многочисленные кострища под покрывавшей их глиняной коркой. Некоторые рабы ходили от одного костра к другому, охраняя огонь.

Вольноотпущенник тоже был человеком с темной кожей и волосатый, одетый в такую же одежду, что и его подчиненные. Но он носил сандалии и много колец на руках. Он стоял широко расставив ноги, держа в руках дубину, а сзади него сидела сторожевая собака с широким ошейником, усеянным шипами для схваток с волками. Животное подозрительно посмотрело на группу, вышедшую из леса, и глухо зарычало, так как учуяло присутствие чужака.

Рычание пса заставило приглядеться и его хозяина, вскоре заметившего незнакомца.

Гонорий подошел к тому, чье поведение и присутствие собаки говорило, что на этой поляне он олицетворяет власть над всем и вся.

– Ave! – сказал спасенный. – Я – Гонорий, сын Кэдо, адвокат гражданского суда Города... Избитый и брошенный бандитами, я был спасен одним из твоих рабов, за что и пришел поблагодарить тебя.

Тот посмотрел на жалкого человека, стоявшего перед ним. Молодость и тщедушие Гонория, так же как и его грязная и разорванная туника, не сочетались в голове лесного угольщика-лигурийца с представлением о римском адвокате.

– Ты – адвокат?! – воскликнул он.

Сторожевой пес зарычал еще громче, вольноотпущенник огрел его дубиной по спине, потом язвительно рассмеялся:

– Ты мало похож на адвоката. И скажи, пожалуйста, что адвокату делать в лесу?

– Я же сказал тебе, что был привезен сюда насильно бандитами, которые избили меня и привязали к дереву, и что если бы не твои рабы, то я бы погиб, разорванный волками... Не мог бы ты мне дать немного поесть, прежде чем вы меня проводите к дороге, по которой я доберусь до Рима? Если ты дашь мне в провожатые одного из твоих угольщиков, то он вернется к тебе с большим вознаграждением...

Вольноотпущенник снова ухмыльнулся:

– Так ты думаешь, что если мы, угольщики, живем в лесу, то мы совсем дураки? А что, если ты сбежавший раб? Или преступник, улизнувший от стражников? А если ты думаешь, что я отправлю одного из моих рабов, у которого полно здесь работы, с тобой до Рима, то ты просто мечтатель... – И он прервал свою речь, покрутив головой: – Все не так! Если ты хочешь есть, то нужно поработать. В миле отсюда мы начинаем валить лес для кострищ... Ты пойдешь туда вместе с остальными, и если будешь хорошо работать, то, как и они, получишь еду сегодня вечером... А потом посмотрим...

Гонорий почувствовал, как в нем поднимается возмущение.

– А ты не боишься гнева богов? – закричал он. – Как можно нарушать законы гостеприимства? Значит, ты так поступаешь с путешественниками, которых присылает к тебе Меркурий? Неужели рабы, те, которые меня спасли, должны показывать свободному человеку, как надо себя вести?

– Послушай, – сказал вольноотпущенник. – Если ты не закроешь свою пасть, то я раз или два огрею тебя палкой, а потом опять привяжу к дереву. Если хочешь, то назови это гневом богов на бестолочь, который важничает и отвлекает людей от работы, мне это все равно. В любом случае я советую тебе пойти со всеми и сразу начать работать, если ты хочешь поесть сегодня вечером... Эй! – закричал он, обращаясь к тем восьмерым, которые вернулись с ослами и адвокатом. – Кто его нашел?

Хотий поднялся.

– Я, хозяин, – сказал он.

– Вот ты и будешь за ним следить и заставишь работать! Если он потрудится, то получит свою долю вечером. Идите! – заключил он. – Готовьте лагерь на следующей поляне, и быстро! До наступления ночи вы должны подготовить и поджечь двадцать костров...

* * *

Наконец наступила ночь, как для других, так и для Гонория, и рабы залезли в свои хижины. Молодой адвокат вернулся измочаленным с дальней поляны, где он проработал скорее хорошо, чем плохо, пока помогал, выполняя приказ вольноотпущенника складывать двадцать костров. Его руки были в крови от топорика, которым он работал, как все. Он шатаясь шел по тропинке, ведущей обратно к лагерю. Без Хотия, который его поддерживал, он бы упал от голода и усталости.

Он получил свою долю каши из овсяной муки с кусками плавающего в ней бараньего мяса, что было здесь изысканным блюдом. Увидев, что его чашка опустела, Хотий добавил ему из своей. Потом они улеглись рядом на циновках, служивших в хижинах кроватями.

Вскоре установилась тишина, которую нарушало лишь дыхание быстро заснувших угольщиков, которые торопились забыться от тяжелого трудового дня, начавшегося еще до рассвета. Гонорий не мог уснуть, потрясенный тем, что с ним случилось начиная с того момента, как он был выкраден из дома подручными Лацертия. Вдруг он почувствовал на своем животе руку. Рука искала его член и остановилась, когда нашла его. Адвокат повернулся к своему компаньону по работе, так как только ему одному могла принадлежать эта рука. В темноте он скорее догадался, что примитивное лицо раба улыбалось ему.