Гонорий, вымытый рабами хозяина, одетый в несколько большую для него тунику, после сытного угощения лакомился виноградом. Лежа напротив него в триклинии[79], где рабы убирали со стола, Лепид наблюдал через открытое окно за угольщиком Хотием, тоже наевшимся и заснувшим на скамейке во дворе.
– Отдыхай здесь столько времени, сколько тебе потребуется, – сказал он. – Я предполагаю, что люди Лацертия посоветовали тебе не спешить с возвращением в город?
– Они действительно говорили такое и угрожали убить в следующий раз. Но у меня нет намерения отказываться от борьбы!
– От какой борьбы, мой друг?
– Я собираюсь потребовать пересмотреть этот бесчестный процесс, который бросает тень на юриспруденцию империи! У меня есть золото, оно хранится в доме, который мне помог снять в Риме Сулла, и до последней монеты и до последнего вздоха я буду бороться за него и за память Менезия! Я смешаю небо с землей, я поговорю с каждым сенатором, по очереди, и я докажу, что Лацертий и его приспешники совершали преступления...
– Великие боги! До того, как ты что-либо начнешь доказывать и встречаться с сенаторами, ты будешь проткнут кинжалом в толпе на улице или убит скамьей, которую выбросят из окна, чтобы проломить тебе череп!
Но адвокатик гордо Поднял подбородок:
– Люди Лацертия оскорбили и побили меня! И сделали худшее! Они не дали мне защитить человека... Они совершили страшный проступок! И они узнают, что нельзя безнаказанно устранить из зала суда Гонория, сына Кэдо!
– Я восхищен твоей решимостью и назвал бы ее отвагой. Но они отравили Менезия, одного из самых влиятельных людей в Риме и армии. Они, наконец, расправились с Суллой, который не уступал им ни в смелости, ни в ловкости. Они значительно сильнее нас.
Но Гонорий не сдавался:
– Остается только выжидать удобного момента, Лепид! Боги, разгневанные их преступлениями, в конце концов оставят их... И тогда придет мой час! Я выступлю с речью перед объединенным сенатом. Я вызову гнев сенаторов тем, что представлю свидетельские показания, которые тайно соберу. Они установят истину!
Лепид не мог не улыбнуться:
– Но у тебя нет и десяти сестерциев, чтобы вернуться в Рим...
– Я пойду пешком!
– Ну нет, мой друг! Я дам тебе деньги и лошадь. А если ты передумаешь, что я и советую тебе сделать для твоего же блага, то возвращайся сюда. Я дам тебе кров. Ты будешь помогать мне со счетами.
– Я благодарю тебя, Лепид. Я, как и все в Риме, знаю, что ты замечательный человек...
– Я тоже благодарю тебя за этот отзыв обо мне. Я так хорош, что Рим хочет избавиться от меня и второй раз отправляет меня к моим быкам... – Тут бывший префект Анноны бросил взгляд на спящего на скамейке угольщика. – А что будет с твоим компаньоном по путешествию? Каково его гражданское состояние?
– Я хотел как раз об этом с тобой поговорить. Он раб недостойного человека, занимающегося добычей древесного угля в лесу. Этот негодяй более десяти дней держал меня пленником, заставляя тяжело работать за грубую пищу... Я смог убедить Хотия, который знал все тропинки леса, бежать вместе со мной. Что бы я делал без него? Не мог бы ты держать его среди своих рабов, а я был бы спокоен, что с ним хорошо обращаются?
– Послушай, Гонорий, ты же служитель закона! И тебе известно, что я не могу присвоить себе беглого раба!
– А я, как служитель закона, утверждаю: если владелец будет его разыскивать, что маловероятно, так как не знает, что раб находится в восьми днях ходьбы от лагеря угольщиков, то ты ему покажешь то, что я сейчас же напишу и оставлю тебе; в этой бумаге я обвиняю его в незаконном задержании свободного человека, обвинение будут подкреплено свидетельскими показаниями его раба, которого он приставил ко мне и который позже помог мне бежать, возмущенный тем, как со мной обращались... Как только такая жалоба попадет к прокурору, то этот человек, вольноотпущенник, будет арестован и сослан на рудники. Закон безжалостен в подобных случаях. Осуждение этого вольноотпущенника повлечет за собой конфискацию почти всего его имущества, раб попадет под секвестр, и ты сможешь перекупить его у куратора данного секвестра за умеренную сумму в связи со сложившимися обстоятельствами и тем, что он уже находится у тебя какое-то время. Это и даст тебе преимущественное право покупки, согласно закону Вициллия, принятого при первом консульстве Помпея.
Гонорий, довольный тем, что получил возможность продемонстрировать свое знание юриспруденции, остановился и уже другим тоном сказал:
– По твоему мнению, ты разбираешься в подобных делах, сколько может стоить такой раб?
– Нужно рассмотреть его поближе. Это зависит от состояния его здоровья. Он кажется сильным. Он мускулист?
– К несчастью, да, – вздохнул молодой адвокат. – У него сильные мускулы...
– Почему ты сказал «к несчастью»? – с улыбкой спросил Лепид.
– Ну... – ответил Гонорий. – Мне кажется, что я ему завидую, так как мне не хватает физической подготовки: я слишком пренебрегал палестрой...[80]
Лепид вышел из триклиния.