Дикари. Дети хаоса

— Это была студентка, приехавшая с друзьями на каникулы. Однажды ночью ее доставили мне, привели сюда, чтобы она исполнила свое предназначение. Она была умницей, училась на врача. Теперь ее мозг принадлежит мне. С каждым новым заклинанием, которое я накладываю, моя сила растет. Как и было написано. Кровь — это то, что любят боги. Жертвоприношения и пытки, катастрофы и разрушения, о которых можно только мечтать, — вот чем они все питаются. Почему я должен быть другим? Рай и Ад — это кровавые дворцы, обители войн.

— Я не вижу Бога, Мартин. Я вижу лишь мясника.

Он прошел мимо меня и вышел из церкви, оставив меня одного.

Я стоял на месте и наносил удары по невидимому противнику. Мартин стал безумным воплощением невообразимого зла. Для него не было возврата к нормальной жизни. Было лишь одно решение, единственный выход для него, возможно, для нас обоих.

И тут я понял, почему оказался здесь. Думаю, я всегда это понимал. Мне придется предать миссис Дойл, но ее сына больше не существовало. Такого, каким она его знала. Такого, каким мы все его знали. Но она — его мать, она родила его. В глубине души она, должно быть, знала истинную причину, по которой послала меня к нему.

Я пришел сюда не для того, чтобы спасти Мартина. Я пришел, чтобы убить его.

Он с самого начала знал это. Он видел во сне меня. Видел во сне все это.

20

Снаружи даже средь бела дня горели костры.

Последователи Мартина готовились к чему-то. В воздухе царила особая атмосфера, которую я раньше не замечал, чувство предвкушения, когда они сновали туда и сюда словно насекомые. Одни носили различные предметы и инструменты, другие перешептывались и смотрели на меня со странной смесью благоговения и презрения. Хотя со мной никто не разговаривал, ко мне подошла одинокая, невероятно худая женщина и протянула деревянную миску, полную дымящегося риса. Мне не хотелось принимать ее, но я изнывал от голода, поэтому взял. Женщина определенно испытывала передо мной трепет, не знаю почему. Она быстро коснулась моего предплечья — как поклонница, добравшаяся до своего кумира, — и убежала прочь.

Отогнав несколько мух, я помешал рис пальцами, чтобы убедиться, что в чашке больше ничего нет. Выглядело все нормально: обычный белый рис, приготовленный на пару, но я не доверял этим людям. Я зачерпнул немного и понюхал. Пахло тоже нормально. Несмотря на омерзительную вонь, пропитавшую лагерь, я с жадностью набросился на еду. Остальные суетились вокруг, и я заметил, как несколько последователей радостно несут в сторону церкви большой импровизированный стол. Очевидно, что будут какие-то гулянья на открытом воздухе. Я пытался сосредоточиться на снующих людях, но меня отвлекали мертвые тела… распятые, насаженные на колья торсы, небрежные груды конечностей и голов.

Из-за церкви вышла Холли Куинн. Видеокамера больше не болталась на ее шее — она находилась у Холли в руках и была нацелена на меня…

— Не беспокойтесь, — сказала она. — Отец одобрил, так что волноваться не о чем! — Она опустила камеру и улыбнулась. — Все равно аккумулятор уже несколько недель как разрядился! Старая привычка, понимаете? У меня… у меня всё здесь. — Она похлопала по камере. — Всё здесь, а также в голове, сердце и душе! Мир рушится. И кто-то должен спасти его. Видите, как это работает, как все идеально складывается? Отец — тот самый спаситель, он сделает это. — Она покачала головой, будто все это было слишком сложно для ее понимания. — Он — гений, блестящий пророк, который бесконечно превосходит всех нас. Я в том смысле, что… как нам хотя бы приблизительно понять, что происходит в его глубочайшем разуме? Мы как кучка… не знаю… как кучка жаб. Как вам такое сравнение? Простые жабы, прыгающие у его священных ног. Он может наступить на нас и раздавить, когда захочет, а может взять в руки и окружить своей любовью. Поскольку все дело не в нас, а в нем! Просто в голове не укладывается, не так ли?

На секунду я задался вопросом, не убить ли мне сперва ее. Вместо этого проглотил очередную пригоршню риса, затем отбросил миску в сторону, распугав куриц, собравшихся у моих ног. Живот у меня закрутило, к горлу подступила тошнота, но чудесным образом пища не вышла наружу.

— У вас случайно нет сигареты?

Холли вытащила из кармана рубашки пачку «Мальборо» и зажигалку.

Я взял сигарету и закурил. Вкус сперва был отвратительным. От первой затяжки я закашлялся так сильно, что у меня заболели легкие. Но это устранило ужасные симптомы абстиненции… по крайней мере, никотиновой.

— Не можете раздобыть мне какую-нибудь выпивку? Очень нужно.

— В данный момент вам нельзя употреблять алкоголь, — произнесла она с глупой улыбкой, — но потом, конечно же, будет вино. Понимаете, за ужином.