Мысли о Куиде пришли мне в голову, но я отбросил их в сторону. Я мог лишь надеяться, что после того, что они с ним сделали, он умер быстро. Что касается Гуляки, то о нем я вообще ничего не знал. Возможно, он все еще сидит на том хребте и наблюдает. Ждет подходящего момента, чтобы начать действовать. А может, он тоже уже мертв.
И я буду сам по себе, пока не увижу доказательств обратного.
Когда я двинулся к алтарю, что-то хрустнуло у меня под ногами. Пол был усыпан осколками стекла, некоторые запятнаны кровью. Они образовывали ведущую к алтарю тропу. В основном осколки были раздавлены до состояния крошки, но имелись и более крупные куски. Я поднял самый большой, который только смог найти. Вытер его от пыли о штаны, затем развернул к свету так, чтобы увидеть свое отражение.
Какое-то время я не брился, но отросшая за несколько дней щетина плохо защитила лицо, и оно сильно обгорело на солнце. Губы распухли, потрескались и облезли. Под красными остекленевшими глазами появились темные круги. Волосы спутанные и грязные; одежда рваная, испачканная землей после погребения. На раненом ухе запеклась кровь. Я походил на мертвеца, на не совсем созревшую версию существа из подвала. Я бросил осколок в стену. Тот разлетелся на кусочки, осыпавшиеся дождем на пол.
Я стоял в центре церкви и ждал.
Мартин наконец поднялся на ноги и заметил мое присутствие. Он по-прежнему был в своей рясе и сандалиях. На этот раз его длинные грязные волосы были убраны назад и не закрывали лицо, оно не сильно отличалось от того, которое я знал много лет назад, только постарело, осунулось и стало более задумчивым. Также он отрастил бороду, которая спускалась на несколько дюймов ниже его подбородка. Я не мог представить, как он справлялся со своими волосами при такой жаре. Медленно и спокойно шагая, он направился ко мне. На расстоянии вытянутой руки остановился, с безразличным выражением лица.
— Теперь чувствуешь себя лучше? — спросил он.
— Ты чуть не убил меня.
— Чтобы добиться твоего понимания, необходимо было сначала сломать тебя. — Он устремил взгляд к потолку и улыбнулся. — Твой друг кричал перед смертью, истерично рыдал, как старуха.
— Ты не должен был этого делать.
— Разве?
— Я пришел сюда, чтобы помочь тебе.
Мартин улыбнулся, будто я сказал что-то забавное.
— Да, безусловно.
Какое-то время мы наблюдали друг за другом, не говоря ни слова. Между нами проходила целая жизнь — мы не обсуждали, но оба понимали это. Двое напуганных мальчишек, заплутавших под дождем и покрытых кровью ангелов. А теперь двое калек, сломленных, побитых и все еще отчаянно пытающихся убежать от своих кошмаров и грехов.
— Твоя мать…
— Моя
— Она послала меня сюда найти тебя.
— Да. Она еще не понимает. Но скоро поймет.
— Что случилось здесь с тобой?
— Здесь — это где, Фил?
— Что случилось? Благодаря чему ты оказался здесь?
— Это было решено, когда нас даже в планах еще не было. Это было написано.
Я боялся его, но не хотел этого признавать, поэтому попытался очеловечить его, вспоминая Мартина, которого знал, того, который играл со мной и Джейми у валуна и воспроизводил сцены из наших любимых фильмов и телесериалов. Но не мог. Это было уже невозможно. Он стал совершенно другим.
— Это же я, ты сейчас говоришь со мной, — напомнил я ему. — А не с одним из тех долбанутых ублюдков.
Он отвернулся, возможно, занятый другими мыслями.
— Я знаю, кто ты на самом деле, — сказал я.
— Разве?
— Посмотри, что ты делаешь, Мартин. Посмотри, что ты натворил. Открой глаза. Оглянись вокруг.
— Это лишь начало. — Он поднял руки, разведя их в стороны. — Однажды мне будут поклоняться миллионы, как истинному богу, коим я являюсь.
— Так вот ты кто, Мартин? Бог? Ты теперь Бог?
— Я — мессия.
— Ты — дефективный ребенок, играющий в песочнице.
— Безумие — это все, что остается. — Он опустил руки и побрел в сторону алтаря — Остальное забирает жизнь.
— Ты убиваешь своих же людей.
— Некоторых. Другие бегают за мной как послушные собачки, с радостью приносят мне все, чего бы я ни попросил. — Одной рукой он убрал волосы с лица и с любовью посмотрел на котел. — Сила исходит от их плоти. Люди и животные, их силы и таланты забираются, затем варятся до состояния ароматной пенистой кашицы. И тогда они начинают принадлежать мне.
Я посмотрел на котел. То, что я принял за человеческую берцовую кость, плавало у поверхности и выглядывало над краями.
Мартин осторожно коснулся ее кончиками пальцев.