— Как ты можешь сидеть здесь и иметь наглость говорить о злодеяниях? Здесь распинают и расчленяют людей, а менее чем в двадцати футах стоит кол с насаженной на него человеческой головой. По твоему приказу с человека, с которым я пришел сюда, содрали кожу — возможно, живьем. Ты убиваешь людей, верящих в тебя, доверяющих тебе. А сегодня ты планируешь заставить остальных прыгнуть вслед за тобой с обрыва как леммингов. Ты — сумасшедший. Безмозглый мясник.
— Я — мясник, это правда. — Мартин наконец сделал глоток воды. — Но я не сумасшедший. Ты заблуждаешься. Я не осуждаю мир за его зло. Я принимаю его таким, какой он есть, принимаю его истину. Отрицая это доказательство, мы имеем дело с желаниями, верой, надеждой и иллюзиями, в которых мы снова и снова говорим себе, какие мы на самом деле добрые. Как дети в темноте, притворяющиеся, что им не страшно. Но мы боимся, Фил, и должны бояться. Вот что я понял. Вот что я понял, когда прочитал книгу и расшифровал ее уроки, когда путешествовал по миру. Я видел агрессию и жестокость, безысходность и отчаяние. Я видел силу. Не в добре или бескорыстном Боге, который торгует им, а во зле, которое правит этим миром и теми, кто его населяет. И чем сильнее я углублялся в книгу, в то, кем был Странник и почему он находился здесь, чем больше узнавал о нашей роли во всем этом, тем больше приходил к пониманию, что всему этому суждено было быть. Меч и книга принадлежали мне. Были отправлены сюда с посланником Бога, чтобы уничтожить меня, и теперь я контролирую их. Меня необходимо было остановить. Всех нас необходимо было остановить. Поскольку я — тот самый, Фил, я — тот самый. Даже эта церковь посреди пустыни, построенная более ста лет назад, являлась частью плана. Группа иезуитов утверждала, что к ним пришел ангел и велел построить ее. А Коридор? Почему здесь эта дорога, дорога, ведущая в никуда? Она здесь ради этого момента. Они существуют, чтобы исполнить то, чему суждено быть. Разве ты не видишь, как все идеально, как все безупречно складывается? Люди ждут детей дьявола, знаков, меток зверя и подобной «киношной» чуши. Но все гораздо проще и
— Да.
— Не расстраивайся, — произнес он полушепотом. — Все в порядке. Твоя роль крайне важна. Без тебя меня не было бы. Ты как Иуда, бедный, непонятый, оболганный Иуда. Без его предательства Иисуса не арестовали бы. Если б Иисуса не арестовали Пилат в итоге, не приговорил бы его к распятию. Если б его не распяли, он не смог бы воскреснуть. А если б он не смог воскреснуть, он не смог бы быть Христом. Иуда просто исполнил роль, данную ему Богом, предназначение, от которого не смог убежать. Его следует почитать как пожертвовавшего собой ради того, чтобы все остальное пришло в движение. И все же его очерняют. Теперь ты выполняешь ту же самую роль. Именно поэтому ты все еще жив. Именно поэтому мои последователи не разорвали тебя на куски. Они хотели бы, но понимают — поскольку я их научил, — что ты должен сделать то, ради чего пришел, чтобы все это обрело смысл. Иначе я не смогу возродиться и исполнить
— Ты свихнулся.
— Я понимаю, что тебе будет легче, если ты поверишь в это. — Он вздохнул и на какое-то время замолчал. — Кто мог представить такое много лет назад?
На мгновение мы вернулись в прошлое. Туда, где были молодыми беспечными друзьями.