— Людей заставили раздеться и лечь на землю. Солдаты били их ногами, а потом начали убивать через одного...
Слушая горестные истории ангольцев и намибийцев, пострадавших от расистов, я невольно задавался вопросом: мучает ли совесть убийц? Снятся ли им проколотые штыками младенцы? Женщины и старики, которых они хладнокровно убивали?
Пленного южноафриканского солдата спросили: как он мог убивать детей и беременных женщин? Он в ответ пожал плечами: мол, приказывали... и, кроме того, лейтенант каждый день промывал мозги: «Черные — это не люди, они как животные. Когда дикие звери нападают на человека, их ведь убивают, и пикакпх угрызений совести при атом ведь не испытываешь».
«Приказывали». Так оправдывались нацистские палачи, так пожимали плечами американские «герои Вьетнама». Сегодняшний «ветеран» Намибии, Анголы и Мозамбика, может быть, оскорбится, если его сравнить с фашистским убийцей. Но есть ли принципиальная разница между ними? Нет — и в том, и другом случае преступление совершается вполне осознанно.
Я вспоминаю встречи с бывшими британскими и американскими наемниками, бывшими солдатами родезийской армии, в том числе из печально известного подразделения «селу скауте», которое занималось грязными провокациями против мирного населения Зимбабве, Замбии и Мозамбика, маскируясь под зимбабвийских партизан. Они избегали разговоров о войне, но в редкие минуты откровенности раскрывались — и становилось страшпо от брзд-иы нерастраченной расовой непависти, от тщательно скрываемого желания убивать во имя «белого цвета». Один из таких, молодой на вид, симпатичный парень, с лица которого не сходила широкая улыбка, снисходительно объяспял мпе, что он не только не сожалеет о своем «военном прошлом», но в любую минуту готов снова взять автомат.
Я вспоминаю фотографию периода борьбы за независимость народа Зимбабве: белый солдат с искаженным от ярости лицом, подбросив в воздух черного младенца, с автоматом наперевес бросается на его мать, окаменевшую с поднятыми вверх руками. В его лице нет ничего человеческого — это лицо взбесившегося зверя.
Но если встретить его в клубе или в компании друзей, то никогда и не подумаешь, что этот молодой человек — настоящий* террорист, преступник. Может быть, только неестественный холод и какая-то преждевременная бесцветность его глаз заставит непроизвольно насторожиться, когда пересекутся взгляды...
Белый солдат южноафриканской армии стреляет в намибийского или ангольского ребенка потому, что не считает его человеческим существом. Для него это не преступление: он с детских лет привык считать африканцев как бы частью животного мира.
Моральная деградация — вот на чем держится южноафриканский расизм. Чем уже мировоззрение, чем примитивнее эмоции, чем сильнее чувство расового — «белого» — превосходства, тем крепче система апартеида. «Белое стадо» сбивается в одпу кучу еще и боязнью утратить благополучие, зиждящееся на рабском труде африканцев, свое господство, страхом перед неким грядущим мифическим «коммунистическим адом», «ордами черных людоедов», о которых днем и ночью твердит расистская пропаганда. «Вы лишитесь всего: жены, детей, дома, работы. Равные права для африканцев принесут гибель белым. Вас или убьют, или обратят в раба» — вот смысл проповедей современных политиканов Претории.
И дело не в том, что какой-пибудь Ван дер Мерве добрый или злой. Он может быть приятным соседом, отличным отцом и мужем — но все это в узких рамках «белых» отношений, в рамках системы расовой дискриминации. Это фасад, за которым скрываются патологическая жестокость, культивировавшаяся десятилетиями ненависть к африканцам и животный страх. Именно в таком обществе, психология которого замешана на оголтелом расизме, и плодятся в великом множестве приятной внешности палачи, считающие убийство африканца деянием, не противоречащим христианской морали.
Счастье и благосостояние расистов ЮАР покоится на громадном кладбище замученных африканцев — детей, женщип, мужчин. Кровь африканцев ЮАР, Намибии, Анголы на руках каждого — активного или пассивного защитника апартеида.
Признания Эдвардса, Бельмунду, рассказ Мутенью Нангуво я невольно сопоставил с выступлениями южноафриканских лидеров, которые с видом оскорбленной невинности утверждали, что война в Анголе ведется вооруженными силами ЮАР с чисто «оборонительными целями» и носит чуть ли не «гуманистический» характер. Один южноафриканский журналист, которого я встретил в Зимбабве, рассказывал, что подобная пропаганда предназначена не только для внешнего мира.
— Нас пичкают такой пропагандой каждый депь, хотя многие давно уже в это не верят,— сказал он.
Однако южноафриканские солдаты еще верят расистской пропаганде. Они считают, что, убивая африкапцев, спасают свою жизнь и право на господство белого человека в Южной Африке. Но обманчива и опасна такая вера. В один прекрасный день наступит горькое прозрение, как это случилось с тысячами родезийских солдат в 1980 году.