Дикие питомцы

Кажется, что горло у него забито битым стеклом. И у меня то же ощущение. Все вокруг стучат вилками и скребут ножами по тарелкам. А я, не совладав с собой, чуть приподнимаюсь, чтобы взглянуть на исполнителя, хотя и понимаю, что это не он. И все же странно, на меня словно волнами накатывает дурнота. Может, я отравилась?

Нэнси хватает за рукав проходящего мимо официанта.

Мою подругу только что бросили прямо у алтаря. Вы не могли бы попросить вашего артиста исполнить что-нибудь другое?

Пирс снова прикрывает глаза. Нэнси косится на него.

Спасибо, одними губами произношу я.

Счет нам приносят на серебряной тарелочке с «кружевными» краями. Пирс отодвигает ее от себя и промакивает уголки рта салфеткой. Нэнси сердито пялится на певца.

Я кладу на поднос кредитку и отдаю его официанту. Рэй перевел мне на счет лишние пятьсот долларов, чтобы показать, как сильно обо мне беспокоится. С тех пор как мы вместе были у Лидерман, он меня избегает.

Официант спрашивает мой ПИН-код, Нэнси смущенно ерзает на стуле.

Что такое? Не глупи, мы разделим его на троих.

Айрис желает нас угостить, дорогая.

Пирс смотрит на меня, словно хочет пронзить булавкой, как бабочку.

Потом у нас запланирован балет. Дают «Лебединое озеро», притом все партии в нем исполняют мужчины. Мы стоим под гофрированным стальным козырьком, с которого капает вода. Пирс ушел попудрить носик, и, пока его нет, Нэнси доливает водки в нашу диетическую колу.

Что ж, это было немного странно, говорю я, не желая замалчивать произошедшее.

Ну, Пирс все время за меня платит, так что… Я тебе все верну.

В театре тепло, кресла обиты пушистым красным бархатом. Наши места в центре ряда. Интересно, как мы смотримся со стороны? Как будто дядюшка вывел в свет племянниц? Пирс начинает объяснять сидящей рядом женщине, как Мэттью Бурн интерпретировал классическую постановку. Нэнси вертит головой, пытаясь рассмотреть оркестр.

Знаю, нужно было допить курс эффексора, но я решила в кои-то веки проявить решительность. Сказала себе, что я сильная независимая женщина и не хочу возвращаться назад. Поэтому эффексор я оставила в Нью-Йорке, а в Лондон на всякий случай взяла с собой клоназепам. Без эффексора все вокруг кажется мне чересчур ярким, внезапным и враждебным. По улицам шатаются клоуны. Глаза к люминесцентным лампам привыкают несколько часов. А от незнакомых голосов я испуганно шарахаюсь. Если нервы действительно существуют, мои точно растерли наждачкой. Лидерман советовала мне «принимать клоназепам только по необходимости». Все представление я глотаю его, как «Тик-так».

Когда спектакль заканчивается, Пирс перелезает через пустующие кресла переднего ряда, проталкивается вперед и выходит из театра раньше нас. Мы ждем своей очереди, но стоит нам оказаться у дверей, как Нэнси пускается за ним в погоню. Никогда еще не видела, чтобы она бегала. Она дергает его за рукав, но что говорит, мне не слышно. Он же продолжает быстро шагать, по балетному выкидывая в стороны ступни.

А сам громко возмущается – только представь, как я себя чувствовал! Ты меня совершенно забросила. Все вокруг должно быть думали – надо же, взрослый мужик увивается за двумя молоденькими девчонками. Но тебе до моих чувств и дела не было, верно?

Нэнси отвечает что-то резкое.

Ах да, предполагалось, что я еще и заплачу за ужин, продолжает он. Чтобы полнее вжиться в роль.

Я догоняю их и благодарю Пирса за то, что пустил меня к себе переночевать.

Он коротко кивает. Испариться я не могу, поэтому стою на месте. Нэнси щурится, разглядывая что-то в конце улицы.

Полагаю, вы теперь хотите еще сильнее надраться? Пару бутылок лагера? Стаканчик текилы-бум?

На вид Пирс пьянее нас обеих. Лицо у него раскраснелось. Он снова начинает шагать вперед, и я догоняю его.

Я тебя чем-то обидела?

Нет-нет, ни в коем разе, отзывается он. Вечер получился просто чудесный, так приятно было слушать, как вы с Нэнси, словно голодные самки, обсуждаете мужиков. Представь себе, я тоже мужчина.

Прости, говорю я, ты прав. Я совсем прибрала ее к рукам. Но мы давно не виделись.

Знаешь, не очень-то приятно чувствовать себя так, будто тебя не существует.

Конечно, я понимаю. Давай я куплю тебе выпить.

Несколько минут мы идем молча. Нэнси пыхтит за нами, она явно в ярости, но Пирс и не думает сбавлять шаг. На всю улицу горит только один фонарь. Я смотрю на пульсирующий ореол света.

Она постоянно о тебе говорит, уверяю его я. Все время.

Я должен извиниться перед тобой за ужин, сухо бросает он. Не думал, что ты пескетарианка. Нэнси мне этого не сообщила.

За нашими спинами клубятся странные тяжелые облака, словно мы несколько часов дымили в маленькой комнате. Не представляю, как заставить Пирса идти помедленней. Может, растянуться на тротуаре?

Она говорила с тобой о своих глазах? – спрашиваю я.

Пирс испускает длинный страдальческий вздох и впервые за все время оборачивается ко мне. А потом наконец-то замедляет шаг. Вынимает из кармана платок и протирает очки.

А ты что, думала, тебе одной дозволено знать о ее проблемах? – фыркает он.

Нет. Просто ей нужно вовремя посещать специалистов, а она не хочет.