Она сделала паузу, и Корд, подумав, что это и есть вопрос, неловко рассмеялась.
– Пожалуйста. Хотя я не совсем уверена, что это…
Су-джин перебила ее. Сокрушительно четко она произнесла:
– Я хотела спросить, как и почему вы испортили себе голос?
В заднем ряду кто-то изумленно выдохнул, после чего повисла тяжелая тишина.
– Простите, не могли бы вы сформулировать более конкретно? – мягко ответила Корд. Она почувствовала, как напрягся сидящий рядом с ней фальцет, а баритон даже отложил свой телефон и поднял голову. Профессор Мацци стал похож на сову больше, чем когда-либо, но молчал.
– Ваш голос был идеален. В прошлом месяце на занятии по англоязычной песне нам показывали видеозапись вашего исполнения партии Дидоны, когда вам было двадцать два, очень вдохновляюще.
Су-джин все еще говорила. Корд снова прикрыла глаза, пытаясь вернуться в реальность.
– Но я слышала, как вы исполняете «Страсти по Матфею» в июне. Ваш голос уже не звучит, как раньше. Было очень плохо. Вы сорвались на высокой ноте и не смогли дотянуть партию до конца, и…
– Достаточно! – профессор Мацци свирепо смотрел на севшую на место со скрещенными руками Су-джин. Она была спокойна, лицо выражало небольшое любопытство. – Прошу прощения, Корделия, вам не обязательно отвечать.
Последовала неловкая тишина. Казалось, дорога за окном шумит все оглушительнее, словно сюда приближается рой разъяренных пчел. Корд захотелось зажать уши руками. Только не это, не сейчас, не вдобавок ко всему остальному. Она продолжала идиотски кивать, пытаясь выиграть время…
– Кто-нибудь хочет задать другой вопрос? – внезапно сказал баритон, за что Корд была ему очень благодарна.
Но она подняла руку и, к своему собственному удивлению, услышала, как говорит:
– Я в порядке. Правда. Послушай, Су-джин, ты знаешь, что такое эпителий? – Су-джин покачала головой. – Нет? Тогда я тебе расскажу. Это мембрана, покрывающая голосовые связки. Восемь лет назад у меня возникло образование на нем. Мне пришлось удалить опухоль, но во время операции задели эпителий. Такое случается, операция очень тонкая. Если бы я была учителем, или бухгалтером, или работала на любой другой нормальной работе, я бы ничего не заметила. Мой голос при разговоре остался бы прежним. Но его повредили, и чуть позднее я обнаружила… – Ей было трудно договорить, и она сглотнула. – …Что мой певческий голос пострадал. Вот как все произошло.
Наступила тишина, нарушаемая только шарканьем ног по полированному деревянному полу. Люди смотрели себе под ноги, чтобы не встретиться с ней взглядом, словно она грязная или заразная.
Тем не менее Су-джин кивнула:
– Понятно. Спасибо. – И добавила: – Это очень паршиво. Сожалею.
– Спасибо.
– А вы не знаете, что вызвало само новообразование?
Корд снова сглотнула.
– Я… я просто однажды его обнаружила.
– Каким образом?
Корд посмотрела на свои трясущиеся влажные ладони, стиснувшие деревянный стол, и положила их на колени.
– Я накричала кое на кого. Плохой выдался день.
Корд бросила взгляд на сидящих в зале. Они смущенно смотрели на нее.
– Тогда у меня уже были узелки на связках, но совсем небольшие. Несмотря на это, я уже наблюдалась у врача и думала об операции. Врачи не были уверены, что она необходима, потому что риск слишком велик. Но я очень расстроилась, и я… – Она прервалась, не в состоянии продолжать.
– Получается, мы не должны кричать на людей, правильно?
Кто-то издал нервный смешок. Корд вжала голову в плечи, почти доставая ими до ушей.
– Я страшно разругалась с отцом. – Она почувствовала ком в горле и выступающие на глазах слезы. – Я кое-что о нем узнала и от потрясения потеряла контроль над собой. В любом случае причина не важна. Для вас. Но произошло все именно так.
Неожиданно она почувствовала облегчение. Наконец она произнесла это вслух.
– Какое невезение, – шепнул баритон ей на ухо, погладив по руке. – Бедолага.
Она улыбнулась Су-джин, увлеченно писавшей что-то в тетради, и позволила плечам опуститься. «