– Это Энтони, верно, – кратко сказал он.
– Да, – медленно произнес Энт, но звучало это так неубедительно, будто он лгал. Он пожал протянутую руку, она была прохладной и мягкой, но какой-то обмякшей, словно Дафна не желала тратить усилий на рукопожатие.
– Я много о тебе слышала, Энтони. Где же она? Не говори мне, что она опять сбежала.
В этот самый момент на крыльце появилась Дина, улыбаясь чьим-то словам. Она повернулась, чтобы уйти в дом, но заметила Дафну и замерла на месте, держа в руках два хрустальных бокала, сверкающих зелеными лучами в свете лампы.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она. Энт с удивлением посмотрел на нее: он никогда раньше не слышал таких интонаций в голосе Дины.
– Добрый вечер, дорогая! – весело отозвалась Дафна. – О, я просто приехала повидать великую охотницу за сокровищами, которая одной ногой уже на пенсии, если ты не против. – Она продемонстрировала полупустую бутылку джина. – Привезла с собой горячительное. Подумала, что будет здорово поболтать и наверстать упущенное. В городе сейчас ужасно скучно. Все или на фронте, или эвакуированы, или убежали, как последние трусы, или безобразно мертвы.
Она апатично рассматривала масляные лампы, подставку под торт, на которой остались одни крошки, перевернутые набок стаканы.
– Очень хорошо, что я приехала, несмотря на то что поезда ходят просто ужасно. Мне пришлось сменить целых четыре. Это заняло целый день, и вот я опоздала. У тебя отросли волосы. Должна заметить, мне больше нравились короткие. – Она осмотрелась вокруг и рассмеялась. – Наверное, нужно спросить, можно ли мне остаться?
– О. – Дина поставила бокалы. – Ну конечно, конечно, можно, дорогая Дафна! Это не слишком удобно, но…
– Мне пришлось умолять чрезвычайно подозрительного типа на станции, чтобы он меня подвез, – сказала Дафна так, словно Дина ничего не говорила. – Глазел на меня так, словно я фашистка. – Она осмотрела крыльцо еще раз, подмечая все своими птичьими глазами. – Ладно, не важно. Дорогая, я хотела поговорить с тобой об Иштар.
– Иштар? – сказала Дина, нахмурившись.
– Именно так. Ты понимаешь, о чем я.
– Понимаю, – сказала Дина, раздраженно кивая. – Само собой, я понимаю. Давай сначала пройдем внутрь, дорогая, и я покажу тебе твою комнату…
Разговоры между гостями постепенно затихли, и повисла тишина. Дафни огляделась вокруг – она всегда все контролировала, что он понял несколько позднее.
– Здравствуйте. – Она помахала рукой собравшимся гостям. – Мне нравится ваша брошь, – сказала она миссис Гоудж, вышедшей из дома.
– Это моя хорошая подруга, Дафна Хэмилтон, помощник куратора по ассирийским реликвиям в Британском музее, – сказала Дина громче, чем следовало. – Дафна, входи же, дорогая!
Они прошли в дом. Рука незнакомки лежала на талии Дины, словно она показывала ей путь в ее собственном жилище. Энтони остался на крыльце один.
– Кто это, скажите на милость? – раздался голос за его спиной. Он обернулся и увидел, как Джулия Флэтчер рядом с ним делает руками балетные па.
– Подруга моей тети, – сказал он. – Из Лондона.
Он облокотился на перила и посмотрел на потертые буквы поздравления Дины, написанного на песке, при свете закатного солнца. Оно почти село. Из дома доносились тихие голоса и приглушенный смех. Непонятно почему он постоял в нерешительности, а затем проследовал внутрь.
Глава 18
Спустя неделю после появления племянницы Корд впервые за много лет посетила Королевскую академию музыки. Ее старый преподаватель пения, профессор Мацци, один из немногих, кто верил, что ее голос в один прекрасный день вернется, пригласил ее на дискуссию, посвященную последипломной карьере певцов. Корд была готова на что угодно, лишь бы избежать этого.
Старая тетрадка со сломанным переплетом держала ее в заложниках. В воздухе уже чувствовалась осень, но каждый вечер против собственной воли она осторожно открывала случайную страницу и читала убористый, неразборчивый почерк Мадс по второму, четвертому, восьмому кругу. Только чтение дневника приносило ей подобие умиротворения, и только оно пугало ее до смерти – прочитав и пережив все еще раз с точки зрения той, кого она любила и кого так сильно обидела, она раз за разом содрогалась от острой боли.
Она не могла вернуться назад и все исправить, так же как не могла никому рассказать о том, что знала. Этой осенью она снова начала видеть сны, задумываться, обнаруживать закономерности, которых не замечала раньше, и ей стало страшно. Когда-то ей пришлось задвинуть множество воспоминаний в самый дальний угол своего сознания – все, связанное с родителями, Беном, Мадс, Хэмишем, ее голосом, Боски, и с ее тогдашней версией себя. Только так у нее оставался шанс выжить. Корд была достаточно умна, чтобы не подавлять воспоминания полностью, но отрезать большую часть своей прежней жизни – ту, которая делает нас теми, кто мы есть, – от настоящего. Теперь же, казалось, ей это больше не удавалось.