Дикие цветы

После захода солнца они поставили на перила крыльца зажженные свечи и парафиновые лампы, и каждый выступил со своим номером. Миссис Праудфут с жаром спела «Когда отец красил заведение», чем заслужила восторженные аплодисменты. Алистер с серьезном видом прочитал вслух «К северу от Катманду стоит одноглазый желтый идол»[137], чем заслужил благоговейную тишину. Джулия, немного стесняясь, пропела куплет «О, крылья голубя»[138] низким и на удивление приятным голосом.

– У вас хорошо получилось, – сказал ей Энт, когда она спрыгнула с крыльца.

– О, мой милый, вы так добры! – ответила она, пытаясь его обнять. Он отстранился, сожалея, что на секунду забыл про ее надоедливость.

После этого, по многочисленным требованиям гостей, на сцену вытолкали самого именинника и заставили его произнести речь. Хотя он с каждым днем заучивал с Диной все больше строк из Шекспира, единственным отрывком, который он знал назубок, была речь Просперо из «Бури», которую его отец всегда зачитывал на прослушиваниях:

Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, будто дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь – о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь^[139]

.

Он нервничал, так как не привык выступать перед публикой, хотя и любил играть в школьных постановках до того, как умер папа. Ему прошлось дважды прочистить горло перед тем, как продраться через «И даже весь – о да, весь шар земной». Папа в этом месте всегда слегка взмахивал руками, чтобы изобразить распад всего сущего, но он заставил себя перестать об этом думать и просто притворился, что он и есть Просперо, стоящий на парадной лестнице своей полной чудес и загадочной лачуги и глядящий вдаль на море, на горизонт, вместе со своими странными, не от мира сего, подданными, наполовину реальными, наполовину воображаемыми.

И вдруг его греза стала реальностью. Он больше не был мальчиком-подростком с дрожащими ногами, стоящим на крыльце дома летним вечером. Он был чародеем, графом в изгнании, хозяином стихий, способным управлять приливами и вызывать штормы. Вдалеке, на фиолетово-персиковом небе, размеренно светила Венера. Он приковал к ней взгляд и, когда закончил, услышал полные уважения аплодисменты. Дина смотрела на него с любопытством.

Тони спустился по ступеням и стоял среди гостей, чувствуя себя неловко.

– Ты был очень хорош, – сказала Джейн Гоудж, целуя его в щеку.

Остальные гости встали, тихо переговариваясь. Дина подлила всем еще вина из бузины.

– Спасибо, – ответил Энт. – Я просто запомнил слова, вот и все…

– Нет, мой дорогой мальчик, это нечто большее, – сказала миссис Гоудж, сидя в обнимку с диванной подушкой и оценивающе глядя на него. – У него прекрасная дикция, не так ли, Эмбруаз?

– Не могу не согласиться, – ответил викарий.

– Да, старина, это действительно так, – раздался голос из закатной тени.

Энт подпрыгнул от неожиданности. Рядом с углом Боски стояла женщина с кожаным чемоданом в руках.

– Добрый… вечер, – сказал он. Викарий и его жена уставились на нее. – Чем… могу вам помочь?

– Вообще-то можете. Я ищу Дину Уайлд. Она здесь?

Оба Гоуджа ушли искать ее на кухню, оставив Энтони наедине с незнакомкой. Она подошла ближе, подняла к нему лицо, и Энт не смог удержаться и вскрикнул.

Ее светлые вьющиеся волосы были элегантно уложены в пучок, опускавшийся на шею. Голубые глаза, белая кожа и скошенные скулы могли бы придать ей вид принцессы, или духа, или ангела Ариэль, если бы все это не компенсировалось квадратной челюстью. В ней проглядывало что-то мужское, почти безобразное, хотя глаза были почти бирюзовыми и блестели. В тусклом свете он видел только ее серую одежду.

Но шокировало его совсем другое. Ее правую щеку перечеркивал шрам, тонкий и ровный, как морщина, но в уголке рта, где он кончался, были ясно видны следы хирургической нити. Энтони на пару секунд прикрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими возбуждением и эмоциями от прошедшего дня, и кивнул гостье.

– Ты, должно быть, знаменитый Энтони, – сказала она на удивление глубоким, четким голосом. – Это чертовски мило. Вечеринка, да? Я – Дафна. Дафна Хэмилтон. – Она протянула ему белую руку с темно-красным маникюром. – Старинная подруга твоей тети. Ты же Энтони, да?

Алистер Флэтчер оценивающе смотрел на Дафну.