Дикие

— Да, зело вкусна была та вода! — подтвердил Иван, — только шипучая какая-то, за язык так и дерет.

После этого все присутствующие в приказе поочередно повертели в руках диковинные баночки, рассматривая их со всех сторон, и вернули Никите. А тот, поглядывая на них с победным видом и подозревая, что теперь никто не станет сомневаться в его правоте, насчет особой подозрительности поведения странного крестьянина, спокойно уселся на лавку.

Однако время шло, и Никита уже начал подумывать о том, что Савелий Никонорович, может, и вовсе не собирается сегодня в приказ возвращаться, да и им с Ванькой давно пора отправляться к своим постам.

— Ну, что Иван Степанович, — обратился он тогда к Ивану Головинову, — может и впрямь его допросить, покуда Савелий Никонорович не возвернется? А?

— То- то же! — ответил ему дьякон, и многозначительно поднял палец вверх.

— Что ж к нам уже и доверения нету? Конечно надо допросить! Пошли за ним в темную своего брата, пусть он приведет его сюда.

И Иван, понятливо кивнув, тут же отправился за арестантом, не дожидаясь повеления Никиты.

Он подошел к двери, откинул щеколду и распахнул ее настежь. Темная запущенная коморка тут же осветилась проникшем в нее слабым дневным светом, выпустив взамен волну спертого смрадного воздуха, который в тот же миг и ударил в нос Ивану.

— Эй, ты, а ну, выходи, давай! — крикнул он, и, не услышав никакого ответа, или хотя бы шевеления внутри коморки, принялся вглядываться в сумрачно освещенное пространство.

— Слышь, али нет, давай выходи, говорю! — повторил он еще раз свой приказ, и вновь не дождавшись ответа, вошел внутрь коморки. Однако Алексея там не оказалось. И тут взгляд стрельца упал на приоткрытую дверь, ведущую в трапезную.

— Ага, вот ты куда делся! — обрадовался Иван. — И чего это они дверь растворенной оставили, сроду такого не бывало. — И он, удивленно пожав плечами, направился в просторную горницу.

Увидев Алексея, свернувшегося на лавке калачиком, повернутого к стене, Иван возмущенно топнул ногой.

— А, ну-ка, поднимайся сей же час! — гаркнул он, что есть мочи. — Да, кто тебе позволил сюда войти?!

Алексей, который проснулся, как только услышал его шаги еще в соседней смрадной коморке, и теперь лежащий с открытыми глазами, предвидя подобный вопрос, приготовился к атаке. Он и не подумал вскакивать, а медленно повернулся к Ивану, не вставая с лавки, и в упор на него посмотрел.

— А, что ж не войти, коли дверь была отворена? Может вы для меня ее специально незапертой оставили?

Иван же, увидев его безбородое, безусое лицо, остолбенел на месте, и молча на него уставился расширенными от удивления глазами, и даже рот приоткрыл.

— Чего это с ним сделалось? — изумился он, и еще пристальней всмотрелся в ставшее вдруг совсем молодым лицо юноши. — А, может это и не он вовсе, а какой другой? Да, нет! Одежа вроде его, да и голос тот же!

Алексей, в свою очередь, тоже удивленный изменившимся выражением его лица, пытливо взглянул на стрельца, стараясь разгадать причину его изумления. И тут он вспомнил о своей бороде и усах, лежащих в кармане.

— Фу, ты, черт! — выругался он про себя, осознавая, что теперь уже поздно что-либо предпринимать.

А Иван, совсем ошалевший от его внезапной чудодейственной перемены, и испугавшийся подобного немыслимого превращения, повернулся и побежал прочь, чтобы доложить об этом присутствующим в приказе людям.

— Ну, вот, началось! — подумал Алексей, — теперь мне уж точно не выкрутиться.

И тут голову его посетила совершенно шальная мысль.

— А, пропадать, так пропадать! — решился он. — Во всяком случае, теперь я могу над ними поприкалываться, и прежде всего над этим дураком Иваном. Пусть сначала попробует доказать всем остальным, что видел меня без бороды и усов! — и, вынув из кармана свои причиндалы, Алексей любовно разгладил их ладошкой, а потом снова определил себе на лицо. Немного подумав, он отцепил от видеокамеры миниатюрный диктофон, и, закрепив его у себя под рукавом, наладил на запись.

— Вскоре, как и предполагал Алексей, тяжелая дверь вновь со скрипом отворилась и на темном фоне смердящей коморки появилась группа людей. Первым из них вошел в горницу Никита, и увидев Алексея в прежнем обличии, недоуменно уставился на брата.

— Ты, поди, братуха, и сам ума лишился! Чего это тебе померещилось?

— А, он, небось, напился вчера до чертиков! — засмеялся Иван Головинов, — вот оно ему сегодня и аукается.

Иван, осмелев, вышел из-за спины брата, и, вылупив глаза, снова уставился на Алексея.

— Да не сойти мне с этого места, коли он только что не был без бороды! — воскликнул он, оправдываясь перед сослуживцами.

— Да ты, что! — строго топнул ногой Никита, — как такое может быть! Коль уж померещилось тебе, так и помалкивай теперь. Нечего людей — то смешить.