Дикие

Все вокруг засмеялись над незадачливым стрельцом, и он, полон сомнения, недоуменно пожал плечами, а сам подумал, — да чего ж сие было-то, а ну и впрямь наваждение? Фу ты, черт! — И его рука автоматически потянулась к голове, нащупывая, не горяч ли лоб, а потом, вызвав у окружающих новую волну смеха, он перекрестился на образа, висящие в правом углу просторной горницы.

Никита же, срочным образом, перекинул свой взгляд на арестанта. И скорее, чтобы отвлечь внимание окружающих от своего нерадивого брата, обратился к нему, сидящему босым на лавке и невозмутимо следящему за происходящим.

— А ты, чего это тут расселся, а? И вообще, как ты посмел сюда заявиться, коль тебя в темную определили?

Алексей, придав своему лицу смиренное выражение, перекрестился под стать Ивану и тихо сказал.

— Бог повелел мне, вот я сюда и заявился. Он сказал мне, — Алеша вот дверь иди туда и приляг на скамеечку, ну я и пошел.

Все опять рассмеялись, а Афанасий Серебренников аж до слез.

— Эй вы! — строго спросил у сослуживцев Иван Головинов — кто из вас забыл защелкнуть эту дверь на щеколду?

И смех постепенно прекратился, и люди стали поглядывать друг на друга в ожидании, что кто-нибудь из них сейчас признается в совершении оплошности. Однако никто не мог ничего припомнить, все молчали. И тут в тишине снова прозвучал тихий голос Алексея.

— Да дверь-то была закрыта на щеколду. Но Бог сказал мне — иди Алеша, дверь тотчас же сама и отопрется.

После этих слов люди повернули головы в его сторону. И в толпе снова послышался короткий смешок Афанасия Серебренникова, прозвучавший как призыв ко всеобщему веселью, однако, все остальные почему-то не засмеялись на этот раз и смешок этот потонул в тишине.

— Да ты, видать, и впрямь с ума стронутый! — воскликнул Иван Головинов. — Или пытаешься нас шибко одурачить. А, ну, давай, обувайся и сей же час следуй за мной!

Алексей поднялся с лавки, но не стал обуваться, как повелел ему дьяк, а медленно проследовав мимо толпы, направился прямо к образам. Подойдя к иконам, трижды перекрестился, а потом, сложив руки крестом на груди, незаметно нащупал клавишу перемотки на диктофоне.

Иван Головинов, возмущенный таким пренебрежением к своей персоне, которое он не посмел бы стерпеть даже от самого настоящего умалишенного, а не только от этого афериста, открыл, было, рот. Однако Алексей, увидев его попытку, предупредительным жестом заставил дьяка замолчать.

— И никакой я не тронутый! — тихо, но внушительно произнес он, нащупав клавишу воспроизведения звука. — А вот вы тут и впрямь тронутые, все как один!

И в этот самый момент, не успев дать присутствующим опомниться и возмутиться совершенно непостижимым, наглым поведением странного крестьянина, на весь зал зазвучали фразы только что закончившегося разговора.

… - Ты, поди, братуха, и сам ума лишился! Чего это тебе померещилось?…

Алексей, стоящий под образами, повернулся к замершей на месте враждебной кучке людей, и еле сдерживая смех, увидел следующую картину.

В первый момент, услышав слова Никиты, люди взглянули на стрельца, удивившись, для чего ему понадобилось снова их повторять. Однако увидели, что рот его плотно закрыт, а сам он, услышав свой собственный голос, доносящийся неизвестно откуда, принялся удивленно оглядываться по сторонам. Сослуживцы недоуменно переглянулись. Лицо Никиты, между тем, побледнело, а глаза прямо-таки, полезли вон из орбит от обуявшего его суеверного ужаса. По мере дальнейшего повторения разговора каждый из присутствующих стал узнавать свой собственный голос, и бледный цвет на лицах притихших, изумленных людей стал доминирующим. Они панически стали вертеться во все стороны, пытаясь отыскать источник непонятно откуда доносящейся речи.

— Чего это? — прошептал трясущимися губами Никита, встретившись взглядом с Иваном Головиновым.

Но тот только еще шире раскрыл глаза и пожал плечами, ибо сердце его, наполнившись страхом, уже выпрыгивало из груди.

В этот момент стоящий сзади Афанасий Серебренников неожиданно шаркнул ногой, заставив всех вздрогнуть от испуга, и со словами — братцы, да это же нечистая сила, — опрометью припустился к двери, подавая пример остальным.

Они очутились в приемной в считанные секунды, отгородив себя от странного явления наглухо закрытой дверью. А седовласый Прохор Семенов, который бежал последним и затворял эту самую дверь, для пущей надежности все еще держался за скобу, словно боялся, что эта непонятно откуда звучащая речь ворвется в приемную следом за ними.

Почувствовав себя в относительной безопасности и немного отдышавшись, они вновь удивленно переглянулись.

— Во! — воскликнул Никита, первым нарушив тишину, и сел на лавку, ибо колени его сделались ватными.

— Это все его проделки! — и указал пальцем на дверь.

— Ясное дело, что его! — тут же подтвердил Иван. — А вы мне не поверили, что он был без усов и бороды.

— Да, как же это так можно? — заикаясь, спросил у Никиты Афанасий Серебренников.

— Да, кто ж его знает! — ответил тот, потирая от волнения руки. — Я же говорил вам, что он какой-то странный.