Дикий ангел

– Это будет не долгом… – резко вскидывает голову. – Это будет новое чувство! Ещё больше и сильнее старого!

– У меня мужчина есть, если ты забыл! – что на это скажет?

– Ты его не любишь… И держаться за него не станешь! Ещё немного и ты сама его отправишь подальше! Он мне не соперник. Будешь отрицать?

– Не буду, Феликс. – стягиваю губы в одну линию. – Но зато с ним не больно!

Он неестественно дёргается, словно я хлестанула его по щеке. Прокашливается, трёт под глазами костяшками, чтобы убрать влажность от слёз, напрягает скулы.

– Как бы я ни хотел, не смогу убрать ту боль, что причинил! Но я сделаю так, чтобы ты о ней не вспоминала… перекрою хорошим!

– Хочешь сделать хорошее? Подними на ноги дочь. На этом всё, Громов!

Не могу больше разговаривать! Не сейчас! Сердце опять зашкаливает… и не только у меня.

ФЕЛИКС

Не могу ими налюбоваться. Такие обе сладкие, красивые. Жмутся друг к другу во сне. Златка ещё и ногу на маму закинула. Сдвинула Улю на самый край кровати.

Звезда растёт.

Гоню себя прочь из их спальни, причём давно уже. Глубокая ночь за окном, а я стою в тени и не могу оторвать глаз от жены и дочери. Мне нравится видеть их на спокойном фоне, когда Ангел не прогоняет и не рычит, напоминая мне, что я последняя тварь. Ужасно хочу дотронуться. Ульяна сегодня отпадает, может проснуться, ворочается во сне. А вот моя малышка, как приняла одну позу, так и лежит куколкой. Всегда хотел узнать каково это – целовать собственного ребёнка. Я и детский запах-то никогда не чувствовал. С детьми дело не имел, слышал только, что они пахнут по-особенному. А тут своё, родное. Пора узнать, а то Злата шустрая, сейчас есть, через секунду уже бежит в другом направлении. Не успеваю вдохнуть полной грудью.

Делаю к кровати пару бесшумных шагов и едва ощутимо касаюсь губами маленькой переносицы. Да у меня губы больше, чем этот носик! Впадаю в азарт и оставляю дорожку поцелуев до гладкого лобика. Дохожу до волос и втягиваю в себя запах своего ребёнка. Как наркоман дорвался до дозы, аж глаза от удовольствия закатываются. Прислушиваюсь к своим ощущениям.

Да она мамой своей пахнет!!

Никакого молока, карамелек или тому подобного.

Ангелочек во плоти! Вся в маму!

Улыбаюсь губами в нежную кожу, закрываю глаза, наслаждаюсь моментом.

– Моё сокровище… – шепчу в макушку. – Папа рядом, солнышко… папа больше никуда не уйдёт…

Глажу большим пальцем малюсенькое ушко. Злата тут же ведёт плечом, сбавляя щекотку, хмурит бровки, кряхтит и переворачивается. Под конец ещё и пукает. Подоткнув ей получше одеяло, со смехом оставляю в покое. Пусть набирается сил, а то ещё не весь ковёр изрисовала, остались нетронутые места. Ульяна ругает за это, стыдит, называет шкодой. А я тащусь даже от хулиганств. Я потерял целых четыре года. Не видел, как агукает, как делает первый шаг, как возякает кашей по столу. Упущено. И это грызёт изнутри. Не допущу больше никаких пробелов. Отныне всё увижу, запомню и сохраню в себе.

Покидаю спальню девчонок с толикой грусти, но тревожить больше нельзя. Я и так надурил. Расстроил Ульяну, перегрузил сердце. Ей здоровье поправлять надо, а я назойливо окунаю в прошлое. Корю себя за это. Ещё и эта мелкая сучка подсолила. Не думал, что такой отчаянной окажется. Перепихон предложила, хотя дал прямой отворот ещё две недели назад. На что я надеялся? У неё ведь в крови сучавость. Повёлся на юный возраст, думал, что испугается и не будет рыпаться, убежит, сверкая пятками, как и мать. Ан нет. Прёт напролом идиотка. Рассчитывает ещё на что-то. На что? На мою совесть и честность? Я их стёр, когда дал себе обещание уничтожить эту фамилию раз и навсегда. За что боролись, на то и напоролись. Жуйте, мрази!

Беззвучно выхожу из квартиры, беру с собой банку пива, спускаюсь на парковку, забираюсь в салон машины и делаю несколько глотков. Консьерж уже не удивляется моим ночным похождениям, продолжает сидеть в планшете. Включаю на самый минимальный звук радио. Примагничиваю смартфон к приборной панели, открываю последнее сообщение и злым взглядом вчитываюсь в каждое слово.

«Я в городе и очень голодная! Где встретимся? У меня или в твоей трах-квартире?»

Сука! Даже трах-квартиру упомянула! Я прогадал, думая, что Уля о ней никогда не узнает. Избавился бы по-тихому. А так, эта новость ей плевком на сердце. Катком по женской гордости. Как теперь восстанавливаться в её глазах? Я видел в них что она думает.

Что я лжец. Променял её на других баб. Что жил припеваючи. Развлекался, пока у неё болело сердце и падало здоровье.

Это не так.