Дикий барин в домашних условиях

Сначала я подумал, что наконец-то началась война, и стал маршировать на месте. Потом подумал, что подслушиваю военную тайну и теперь меня ждёт морозный полустанок под Норильском: вот меня выволакивают из вонючей теплушки, вот я бреду под вой волков по тундре, жуя мёрзлую пайку, а вот я уже вхожу в дымный кубрик атомной подводной лодки, боцман с железными зубами, улыбаясь, поёт мне про морскую дружбу и протягивает кружку с дымящимся чифирём.

Когда я мысленно погибал, будучи отосланным в атомный реактор для протирки подтекающего кожуха, генерал внезапно сказал в телефон: «Целую, милая!» Тут я отогнал сладкие видения моих похорон на острове Новая Земля и понял, что теперь я совсем пропал и никогда уже не буду прежним. Потому как генеральшу я видел две минуты назад в бигуди на грядках, и милой она не была, помидорная фея.

Зачем люди в публичных, проветриваемых местах по полчаса насилуют мою психику своими телефонными переживаниями, охами, вскриками и слезьми?! И ведь не знаешь, что в этой ситуации делать.

То есть знаешь, конечно, но это и извращение, и статья.

И пока я всё это пишу, дама напротив в сто сороковой раз визжит в трубку: «Коля! Коля! Ты не знаешь же ничего!»

Может, подсесть к ней и с акцентом крикнуть ей в мобилу: «А вот тэперь, Коля, ты знаэшь всё, да!»?

Удачный настрой

Летел ночью увлекательно. Летел всю ночь, и всю ночь было увлекательно.

Для начала: дама у иллюминатора достала телефон и стала в него рассказывать, как при посадке в Цюрихе у их самолёта не вышло шасси.

Подобрался внутренне.

Дама продолжила: не вышло шасси, самолёт вырабатывал горючее.

Подобрался внешне.

Самолёт выработал горючее и пропахал носом полосу.

Сложил руки на груди.

Пропахал самолёт носом полосу, и стали люди из самолёта выходить, кто смог, конечно.

Сглотнул. Послушать такое перед взлётом полезно.

Потом дама сказала:

– Спокойной ночи, любимая! Позови Сашу.

И повторила неведомой мне Саше всю историю сначала. Цюрих. Шасси. Пропаханная полоса. Плюс подробности. У кого что откуда пошло.

Потом дама сказала:

– Спокойной ночи, Саша! Позови папу…

И в третий раз. Плюс новые подробности.

Закрыл глаза. Пропахал носом полосу.

Тут через проход садится ещё один товарищ по путешествию. Под шофе. В сосисочку. Собой иностранец. Смотрит на меня. А я на него откинулся взором. Слева дама и горящий над Цюрихом самолёт. Поэтому смотрю на нового друга.

Новый друг довольно улыбается. И говорит мне в лицо:

– Мастурбас!

И палец так большой вытягивает – мол, отлично. Мастурбас! Супер гут мастурбас!

А я же оленёнок раненый в душе. Спрашиваю вежливо:

– Чё, гля? Простите, что?!

– Мастурбас!

Слева соседка рассказывает, как выносили на руках одного, кто носом в полосу и в крови. Новый друг протягивает мне что-то через проход.

– Не вышло шасси… Я со всеми вами попрощалась. Десять часов потом… носом… борозда… закрыли всё… потом на переоформлении два часа в очереди… они закрыли аэропорт… ногу просто выбило… купила… четыре… вытащили кое-как… орали все… и это купила тоже…

– Мастурбас!

– Уважаемые пассажиры…

Притащили уже ставших мне привычными младенцев. Тут же по башке заехали сумкой и строго сказали: «Осторожнее!»

– Я орала так! Но сначала была тишина…

Новый сосед продолжает мне протягивать что-то через проход и тычет этим чем-то мне в плечо.

– Презент мастурбас!

Подмигивает.

Слева соседка вновь заходит в пике над Цюрихом.

Ребёнок зарыдал. Мама ребёнка стала звать из другого салона папу ребёнка.

До взлёта ещё десять минут.

Закатывают дядечку с загипсованными ногами. Дядечка рулит костылём.

В обалдении смотрю на то, что мне тычет через проход новый сосед, хотя в подарочном мастурбасе пока не заинтересован: «MosTour bus».

Прекрасный значок.

Соседка слева угомонилась.

Дядечку с костылём увезли в недра самолёта.

Всё. Выдохнул.

И тут стали раздавать детям шапки Аэрофлота оранжевые.

И мне не досталось…

Ну, тут-то всё и началось!

Зло

Я твёрдо убеждён, что каждый из нас прекрасно понимает всё про зло, неоднократно его дегустировал в разных пропорциях и может отличить обыкновенное летнее приморское зло от зла осеннего высокогорного. Перекатывал каждый из нас по сердцу хорошо выдержанные образцы зла государственной фабрикации, с фиолетовым акцизным клеймом на серой этикетке, пользовался и бесхитростным злом-первачом домашнего изготовления.

Сколько времени проводили мы, не только пробуя, но и изготавливая разные злодейства… Склонялись над колбами и перегонными чанами, сияли отблесками горелок, отражёнными в пенсне, блевали при передозировках.

Нет, конечно, есть дилетанты по этой части. Мечут в кастрюлю, подобно ноздрёвскому повару, всё что ни попадя. Какие-то ошмётки отношений, тронутое тленом самолюбие, всякий мусор реплик и прочее – всё в котёл! Зло получается мутное, отупляющее, за него бывает особенно стыдно.

А есть высокие профессионалы, знатоки злобного купажа, смелые экспериментаторы. Эти на домашнюю продукцию не размениваются. Работают в лабораторных условиях. По тонким классическим рецептурам.