— Есть такая штука в жизни — бумеранг называется. Ты держала при себе перспективного молодого любовника и готовилась выйти замуж за старый кошелёк с ушками, мечтая скорее овдоветь. В итоге осталась ни с чем.
— Бывает, — Анька пожимает плечами и вгрызается в пряник. — Каждый крутится, как может, — бубнит с набитым ртом.
Непохоже, что она испытывает угрызения совести или грустит по поводу личной жизни. Я пока не очень понимаю, зачем мы говорим о прошлом, но готова продолжить. Развязка явно обещает стать интересной.
— Наша госпожа Беспалова — женщина с высокими моральными ценностями. Семейными, в основном, — дожевав пряник, Анька отряхивает руки и смотрит на меня весёлым злым взглядом. — По её мнению, лжец и бабник, который обманывает собственную жену, никогда не будет вести бизнес честно.
— Думаю, она права, — замечаю ядовито.
— Права или не права, а Глеба из фирмы она попёрла. Он теперь вряд ли устроится на хорошую работу ближайшие лет сто. Твой муж пришёл от этого в бешенство. Сначала порывался поехать убить тебя, а потом подумал — чего бензин жечь, и сорвался на мне.
— Глеб тебя ударил? — я разглядываю Аньку, но не нахожу следов насилия.
Бывшая подруга распускает гульку на макушке, раздвигает волосы и демонстрирует мне швы на затылке. Потом расстёгивает спортивную кофту — показывает чёрные синяки на плечах и красняки на горле. Лицо Глеб Аньке не подпортил, но бил её жёстко. Мне так сильно от него не прилетало. Жалко бывшую подругу, но эта жалость на уровне «вздохнула и забыла». Утешать я ее не собираюсь.
— И чему меня может научить твоя грустная история? — отодвигаю от себя чашку с остывшим чаем.
Аня открывает рот, чтобы ответить, но в комнате хнычет Маша. Превратилась, значит. Я бросаю всё, говорю бывшей подруге, чтобы подождала, и иду проверить дочь.
Поля неплохо справляется — нашла, во что одеть Машулю, и они уже уселись на ковёр строить башню из кубиков. А хныкала моя дамочка, потому что терпеть не может одевашки. Только дикий папочка может сделать это с ней без нервов. Другим не позволено.
Я возвращаюсь в кухню, чтобы, наконец, узнать цель раннего визита Анны. А она открыла окно и высунулась в него по пояс — разглядывает что-то.
— Маша проснулась? — бывшая подруга замечает моё присутствие.
— Чего ты там увидела? — я игнорирую вопрос.
Мне совсем не нравится внимание Аньки к мелочам, которые её интересовать не должны. Шпингалет на калитке пощупала, в палисадник нос сунула, а теперь изучает мой огород из окна.
— Душно у тебя, — усаживается на подоконник. — Решила воздухом свежим подышать.
— Зачем ты приехала? — я перехожу к делу, желая скорее закончить общение с Анькой.
— Моя, как ты выразилась, грустная история, — она хмыкает, — это просто грустная история. Я хотела, чтобы ты знала её, вот и всё.
— Ань, мы с тобой больше не подруги.
— Я помню об этом, — с сожалением поджимает губы. — У меня теперь нет подруг. Ты была единственная.
М-м, ясно. Что имеем — не храним, потерявши — плачем. Но поезд действительно ушёл. Мне теперь на фиг не надо понимать мужа и возвращать дружбу с Аней. Всё в прошлом.
— Тебе пора уезжать, — невежливо и негостеприимно замечаю я.
— Я приехала не только поплакать в жилетку, — Анька слазит с подоконника. — Глеб собирается тебе отомстить.
— Каким образом? — я напрягаюсь.
— Он хочет отсудить у тебя Машу, — Аня кивает на закрытую дверь комнаты.
— Что?.. — новость бьёт по голове тяжёлым молотом. — Зачем?! Что он будет делать с ребёнком?! — отрываю попу от табуретки, но понимаю, что не могу встать и опускаюсь обратно.
— Вопрос в том, что ты будешь делать без ребёнка, Лерчик, — учительским тоном выдаёт Анька. — Глебу не дочь нужна, а месть.
Какими фекалиями надо быть, чтобы использовать для мести маленькую девочку?! Надо быть Глебом. Две квартиры, машина, накопления мужа против моего домика в деревне и налички в кошельке… Суд вполне может счесть, что Машуле будет лучше остаться жить с «папой». Даже отсутствие работы для Глеба не станет проблемой. Он может чисто формально устроиться к кому-то из знакомых в ООО каким-нибудь менеджером, и дело в шляпе.
Это катастрофа!
Меня потряхивает, а Анька, похлопав по плечу, идёт на выход.
— Прости меня Лерчик, — она замирает на пару мгновений у порога. — За всё прости, — добавляет и уходит.
Я остаюсь сидеть за столом, сверля взглядом пустоту. Сознание впрыскивает в мозг умозрительные образы, от которых хочется рвать волосы.
— Ушла подружайка твоя? — из комнаты высовывается Полина.
— А?.. — оборачиваюсь. — Ушла, — душа разрывается от боли, голова — от страшных мыслей. — Маша где? — вздрагиваю.
— В смысле где? — рысь растерянно разводит руками. — В комнате. Уснула Маша.
Выдыхаю. На сбитый режим дочки плевать, спит — и хорошо. Сейчас другие проблемы.
— Ты иди домой, если хочешь, — встаю, а ноги ватные, и я хватаюсь за стол, чтобы не упасть.
— Стоять-бояться! — Полина подхватывает меня под локоть. — Ты чего это?.. — помогает усесться на табуретку. — Плохо?
— Голова закружилась немного, — прижимаю ладонь ко лбу.