Дикий цветок

Голубка, сидящая на старом катке, врывается воркованием в размышления Адас, и воркование доносится со всех сторон строения. Взволнованная голубка созывает все воинство голубей Рахамима напасть на Адас и бить ее крыльями. Страх охватывает ее сердце. Глаза ее мечутся во все стороны, но они не находит среди этих стен ничего, что может поддержать ее дух. Всовывает руку в карман халата и пальцы ее мнут ворованное письмо. Затем она вырывает нить из кармана и жует ее зубами. Пальцы ее сжимают письмо Мойшеле, но они словно бесчувственны. Да и зубы, жующие нить, не дают покоя. Каким-то отупевшим взглядом смотрит она на посмеивающегося над ней Юваля, мерцающего в свете красной лампы. Он всего-то от нее в нескольких шагах. Запах застоявшейся пыли душит горло Адас. Вонь и запах запустения смешиваются со свежестью, идущей от Юваля. Красный свет проливается на его склоненную голову с курчавым чубом. Зубы Адас усиленно жуют нить. На полу выделяется какая-то вещь, покрытая палаточным полотном. Широкая ладонь Юваля сдергивает полотно. Под ним – рыбацкая сеть, которая тоже что-то накрывает. Юваль потирает руки, в предвкушении чего-то радостного. Он торжественно поднимает сеть – и под ней оказываются связанные странным образом автомобильные шины с надутыми резиновыми камерами. Слова Юваля под порванным абажуром звучат радостно:

«Вот – сюрприз».

«Вот это?»

Свет карманного фонарика ведет лицо Адас к этому странному сюрпризу. На боку камеры начертано белыми красками и огромными буквами ее имя. Свет фонарика пляшет вокруг каждой буквы, и вместе со светом прыгают пальцы Юваля над буквами.

«Ну, что скажешь?»

«Что это может быть?»

«Лодка».

«Лодка?»

«Для тебя».

Боже, сохрани! Лодка, приготовленная ей, как сюрприз. Это «Санта Адас», как «Санта Виктория», корабль, который напоролся на мель в Хайфском заливе и обручил Лиору с Рахамимом – странное превращение корабля, который уменьшился до размеров лодки и попал на мель под жалким навесом. Этот не по возрасту выросший ребенок вернул ее сюда, в окружение железного хлама. Веселый юноша покорил ее сердце силой своей молодости, заставляя ее забыть мужское бессилие Рами. Новый любовник отрывает ее от страсти к мужу. Мойшеле и Рами постарели душой еще в юности, у Рахамима рано поседели волосы, юношу Ники убил сирийский снаряд. А теперь стоит Юваль и играет длинным своим телом с игрушкой по имени Адас. Неисчезающая радость пляшет в его глазах, обращенных к шинам. Адас ищет опору, прислонившись к его спине, и не находит. Вбирает в себя ее тело плотность пространства, и она сама ориентируется во тьме. Юваль смеется:

«Пошли!»

Мгновенно лицо ее изменяется. Теплый голос Юваля вернул ее к реальности. Она идет за ним, как и желала идти всю ночь, и лишь разные препятствия, нагроможденные на пути, лишали ее такой возможности. Она встретила влюбленного юношу зрелой женщиной. Он снял с нее печать печали, и еще удостоится этой ночи, и никакие воспоминания не будут ее мучить.

Первый шаг к нему она делает, выдвинув плечо вперед, как бы толкая саму себя, и с каждым шагом, приближающим ее к нему, ходьба ее становится более уверенной. Она выплевывает нить, и последние шаги отмечены волнением и тягой к нему. Садится рядом с ним на поскрипывающие резиновые камеры, и – трудно поверить – эта странная лодка вносит какую-то неожиданную свежесть, как ветер, пришедший с большого моря. Между раздвинутых колен Юваля светится имя Адас, начертанное на «борту» лодки. Юваль зажигает фонарик, смотрит на Адас и старается обратить ее внимание на светящиеся буквы. Но Адас не следит за движением карманного фонарика, и приготовленный им для нее сюрприз уже не согревает ее сердце. Она чувствует себя слишком взрослой, и даже старой, чтобы покачиваться с ним на этих подпрыгивающих камерах. Снова все вокруг отторгается ее сердцем. Не может она сбежать от воспоминаний. Видит Юваль, что тень печали снова опустилась ей на лицо, пальцы его постукивают по лодке, и он говорит:

«Ты не рада?»

Адас старается не показывать ему свое настроение. Она, в общем-то, удостоилась странного сюрприза, но ночь еще велика. Она обязана испытывать радость с Ювалем – что-то из его жизнерадостности перешло к ней, и она, поглаживая резину, говорит:

«Такое странное изобретение».

«И таков рассказ о ней».

«Послушаем».

«Мы же хотели рассказывать истории не тысячи одной ночи, но все же, – ночи?»