Дикий цветок

«Ничего не случится, если мы и расскажем какую-либо историю ночи». Желание, удивление и недовольство смешались на лице Юваля. Адас видит лишь это недовольство и указывает на ослепляющий ее свет. Юваль гасит фонарик. Сидят они на чуть влажной темной резине при слабом свете лампы с абажуром. Юваль кладет горячую руку на холодное плечо Адас, и она прижимается к нему. Когда они сближают лица и целуются, губы ее сжимаются, тело твердеет, и она не может расслабиться. Бессилие касается ее, душевная слабость, которая гонит всякую страсть. Юваль чувствует в руках ее сопротивляющееся тело, отодвигается к самому краю лодки, и сидит в угрюмом молчании, опустив голову в ладони. Адас прижимает шершавую ладонь к щеке. Она подавляет печаль в сердце и желает его близости, но не может изгнать мысли из головы: слишком они глубоко укоренены в ней. Юваль приближается к ней, но все же не вплотную, вновь садится, и резина неприятно скрипит под ним, раздражая Адас, и она повышает голос:

«Оставь уже эту лодку!»

«Знала бы ты, чего она мне стоила».

«Послушаем».

«Тебя это интересует?»

«Любопытство не любит секретов».

«Ну, так ты и начинай».

«О чем?»

«О том, что с тобой произошло здесь, под этим навесом».

«Это не рассказ для этой ночи».

«Любой рассказ хорош для этой ночи».

«Ну, так расскажи».

«А ты?»

«Может быть».

«Договорились».

И снова замолкли, Ночь лежит на крыше строения всей своей темной тяжестью, но за узкими окошками это прекрасная весенняя ночь. Мерцающие, подобно головешкам, светлячки рассеяны по темным машинам – мелкие искорки ржавчины то вспыхивают, то гаснут и вспыхивают вновь. Юваль говорит об этих светлячках:

«Знаешь, что это хищные жучки?»

«Не знала».

«Ночью взлетают только самцы и светятся»

«Мы что, хотели говорить об этих светлячках?»

«Что случится, если мы и поговорим о каком-нибудь ночном светлячке?»

«Но мы же хотели говорить о чем-то другом?»

«О чем другом мы хотели поговорить?»

«О твоем сюрпризе».

«А, о лодке? Все началось в нашем бункере на Суэцком канале. Самое заброшенное место на всей линии наших укреплений вдоль берега. Мы – обычный взвод. Мы не были до этого знакомы и, тем находились в непривычном для нас напряжении. Сидели, как и каждый день, на противотанковой рампе, абсолютно пустой в это время. Мы сделали над ней навес из палатки, поставили под ним соломенные кресла и сидели между песчаными холмами. Перед нами раскинулся противоположный цветущий египетский берег, где шла поливка полей, и от вида этой зелени нам страшно хотелось пить. И тут возвращается наш командир Дубик с наблюдательного пункта и кричит: «Они снова увеличивают высоту насыпи для батарей!» А мы сидим на рампе и молчим. Дубик всему придает значение, даже метрам, на которых египтяне увеличивают высоту насыпи, и он добавляет строгим голосом:

«А я говорю вам, что там что-то должно произойти».

«Ничего там не происходит. Есть соглашение о прекращении огня, и мы сидим здесь прочно и надолго».

Но Дубик еще больше хмурит лицо и говорит:

«Говорите, что хотите, но то, что происходит у них, мне не нравится».