Дикий цветок

Что говорить, девица смешная и веселая! Ела, говорила, смеялась, бросала в него крошки хлеба, и тут же ласковым движением отряхивала их с его гимнастерки. Облизала языком губы, снова смеялась и рассмешила даже хмурую толстуху. Смех обнажал ее крепкие зубы, и они поблескивали в его глазах и покусывали его нервы. Она обсуждала с офицером цены в военторге, и в сердце Рами возникло подозрение, что судьба втягивает его помимо желания в свой поток: серебристый клубок волос на макушке девицы – это тот темный клубок в зеленой машине, которую он преследовал. И о ценах в военторге он уже прослушал целую лекцию утром. Дождь все лил за стеклом окна, к которому девица стояла спиной, так же, как лил на заднее стекло зеленой машины, на движущиеся маятником дворники, на черный дорожный знак в круглой черной шляпе, на тонкие цветные, в дырочках, трусики, купленные в военторге, которые она извлекла из черной сумки, чтобы показать их офицеру. Но поверх трусиков глаза ее говорили Рами:

«Карта ложится нам с тобой».

Начальник освободился, и Рами вошел к нему обсудить вопрос экскурсии. Он хотел, как можно быстрей, закончить дело и вернуться к младшему сержанту с волосом цвета серебра, притяжение которой шло сквозь закрытые двери. Но генерал не отпускал его. Он сидел в своей синей форме с позолоченными знаками различия рядом с залитым дождем окном, и лицо его сливалось с потоками, текущими с неба. Взгляд Рами переходил с лица генерала на дождь, а поверх головы генерала маячило лицо девицы, и серый день начал светлеть. Голос младшего сержанта вплетался в сухую речь начальника. Экскурсия, по его мнению, была уже детально разработана, и Рами не задавал лишних вопросов, а лишь уплывал с младшим сержантом на ракетоносце, модель которого украшала подоконник начальственного кабинета. Беседа длилась не больше двадцати минут и завершилась к взаимному удовлетворению. Рами вернулся в обширную канцелярию, где офицер с затуманенными глазами словно бы плыла в ритмах парада иностранных шлягеров, чьи звуки неслись из транзистора. Взгляд его был прикован к тонкой золотой цепочке на толстой шее офицерши, но искал-то девицу. Офицерша изобразила на лице совсем не глупую улыбку, указала на пустой стул рядом с ней и сказала:

«Бейлэши вышла на обеденный перерыв».

«Что это за имя – Бейлэши?»

«Так звали ее бабку».

«Но зачем ей это?»

«Так она хочет».

Бейлэши – имя, бросающее ему вызов судьбы. Он знал, что совершит много глупостей из-за этой некрасивой, но чертовски привлекательной девицы. Дождь не переставал лить, волосы Рами были мокры, и дрожь прошла по его телу. Он стоял в будке часового, ожидая, что дождь прекратится или хотя бы ослабеет, рассматривая улицу за завесой дождя. По тротуару, мимо будки шли люди, держа над головами зонты, и он вглядывался под зонт каждой солдатки, но девицу не обнаруживал.

Напряжение ожидания покалывало кончики пальцев, и он рванулся в дождь – искать ту, необходимость которой в эти мгновения просто его изводила. На улице Каплан замедлил шаги. Тель-Авив, чуждый ему город, рябил в глазах множеством солдат и солдаток, вышедших на обеденный перерыв. Он остановился у круглой тумбы с объявлениями и рекламой: различные призывы посетить вечера развлечений мешались с объявлениями о собраниях на темы дня, и слово «мир» пестрело на всех листках – с возвращением территорий, без возвращения территорий. На одной рекламе мужчина обнимал девушку. Это было приглашение на фильм о бурной любви. Эта парочка еще более испортила Рами настроение, он сжал зубы и закутался в своей форме. Желание найти Бейлэши все усиливалось, преодолев первоначальную мысль, что девица нужна ему в этот дождливый день, чтобы развеять скуку ее таким нестандартным лицом и фигурой.

На одном из углов перекрестка улиц Каплан и Ибн-Гви-роль шло строительство высотного здания, но в такой день на этом огромном бетонном каркасе, продуваемом ветром со всех сторон, не было видно рабочих. Рами смотрел на это строение в самом центре города, бетонный памятник под сочащимся дождем, и произнес вслух:

«Я чувствую себя неважно».