Дикий цветок

Старик исчез в глубине дождя, и движение машин возобновилось, но зеленая машина была потеряна. Стиснув зубы, он добрался, наконец, до штаба военно-морских сил. В начале испортила ему настроение толстая женщина-офицер, сидящая за большим письменным столом. Нахмурив брови, он сделала ему выговор за опоздание почти на час, так что очередь его прошла. Сидел Рами на скамье, ожидая, когда начальник освободится, и смотрел в окно на непрекращающийся дождь. На подоконнике как бы уплывала в дождь целая флотилия пустых бутылок от кока-колы. Из радиоприемника раздавались шлягеры. За влажным стеклом видна была стоянка, забитая военными машинами. Рами вдруг вспомнил старого еврея, остановившего все движение, и рассердился на этого бородатого старика, из-за которого он потерял очередь, и должен был сидеть без дела, испытывая скуку дождливого дня.

«Где кофе для командира?»

«Подождет».

«Он также хочет вафли».

«Пусть хочет».

«Что, нет вафель?»

«Пусть из себя делает вафли».

Эта интересная беседа протекала между толстухой, и, вероятно, девицей, скрытой стеной, украшенной большой фотографией корабля, разрезающего высокие волны. Стена эта отделяла офис от небольшой кухни. Рами насторожился и прислушался к голосу, доносящемуся из-за стены, голосу необычному, то шероховатому, то чистому, низкому и высокому, агрессивному и ласковому, по сути, целой симфонии звуков. Рами напрягся, в ожидании, когда появится из-за стены обладательница такого странного тембра. За его спиной толстуха нажала кнопку переговорного аппарата и спросила: «Командир, нести кофе?» «Обязательно».

Как будто молния возникла в офисе, поблескивая паром, идущим от двух чашек с кофе. Молния, быстрая и тонкая, словно выстрелила из кухни, пролетела через офис и исчезла за дверью начальника. Когда она пронеслась мимо носа Рами, в ноздри ему ударил острый запах духов, и Рами втянул его, чтобы оставить себе на память. Дверь кабинета снова раскрылась, и младший сержант, тонкая и проворная, вышла оттуда, посмотрела на Рами, и он ответил ей взглядом. Что тут говорить – девица из серебра и золота! Волосы ее были окрашены в самые светлые тона и свернуты в клубок на затылке. Ресницы были черными, брови выщипаны, и превратились в две тонкие дуги. Веки бросали синие тени на карие глаза, губы пылали помадой, подчеркивая большой рот. Не было сомнения, что и щеки были окрашены под цвет загара. В этом творении не забыты были и ногти, блестящие, серебряные. Краски удалили с лица всякое живое выражение, серебро и золото также продолжалось на шее множеством тонких ожерелий, спадающих на гимнастерку. И поверх всего притягивали взгляд маленькие сверкающие брильянты в мочках ушей. Стояла перед ним, вся сверкающая и блестящая, пригладила синюю юбку зимней формы тонкими точеными пальцами, увешанными кольцами и спросила Рами своим странным хрипловатым голосом: «Хотите кофе, капитан?»

Снова пленился ее голосом и кивнул головой. Смотрел с высоты своего роста на ее идеальную фигуру, окидывая ее взглядом от клубка волос до лодыжек. Она положила руку на бедро и пересекла офис походкой девицы, уверенной в своей неотразимости. Действительно ли она красива? Про себя решил, что вовсе нет. И все же она притягивала его внимание до того, что он злился на себя, называя ее надушенным цветком, и предупреждая себя, что такая вот приносит много бед женам командиров и нарушает все порядки в армии. И в то же время он знал, что никакие доводы не будут действовать против нее. Он понимал, что ему следует, как можно быстрее поднять якорь и убраться отсюда, но знал, что поступит вопреки тому, что должен сделать.

Она рисовалась перед ним, двигаясь из кухни к столу и от стола к кухне. Подала на стол: толстухе кофе и сэндвичи с ломтиками желтого сыра. И Рами все поглядывал на эсминцы на фотографии, и мысленно уже плыл на них в обществе девушки. Наконец она предстала перед ним с вызывающей улыбкой, как будто уже все между ними было уговорено. В душе его слабо шевелилось плохое предчувствие, но она уже спрашивала: «Как тебя зовут?» «Рами».

«А меня – Бейлэши». «Странное имя». «То, что есть».

Она уменьшила звук транзистора, и песня теперь звучала оттуда как бы издалека. Сидели у стола, ели и пили, и дождь не переставал лить за окнами. Искоса тайком он изучал ее лицо, обращая внимание на заостренный нос и расширенный подбородок. Она уродлива, но невероятно симпатична, и уродливость свою маскирует раскраской, которая весьма повлияла на его впечатление о ней. Она же открыто изучала его лицо, без всякой сдержанности, и узкие щелки ее глаз бросали на него отсветы подсиненных век. Он в явном смущении спросил ее просто так, чтобы отвести от себя ее взгляд:

«В каком чине ваш начальник отдела кадров?» «Он может отдать тебе одну степень, и у него еще много останется выше тебя».