Дикки-Король

На расчищенную под шапито площадку все прибыли скопом: «Дети счастья» в своем автобусе, Клод в красном «феррари» с откидным верхом, фанаты, публика и постановщик Серж, всем своим видом дающий понять, что катастрофа, как всегда, неизбежна. Но Полина, увидев здесь своего героя, была не так удивлена, как могло бы быть в любом другом месте, но около шапито она ожидала чего угодно. Это невозделанное поле, кусок пригородной земли, уже усыпанный обрывками жирной бумаги, шапито, вокруг которого выстроились автомобили и автоприцепы, — все это Полина нежно, хотя и не слепо, любила. Она видела провода, змеившиеся по сухой траве, слышала невнятные мелодии, льющиеся из громкоговорителей. Все это было пошло, малопривлекательно, если не мерзко. Оттого, что она все замечала и тем не менее нисколько не сомневалась, что «что-то должно произойти», Полина испытывала приятное чувство превосходства над публикой, которая, хныкая, топталась на месте, цедя сквозь зубы, что можно было бы найти другое место, и толпилась вокруг продавца мороженого.

Так что же удивительного в появлении Клода? Он постригся, выглядел моложе. Надел спортивную рубашку без галстука. Тем лучше. Ей нравилась его круглая голова, карие глаза, она помнила, что раньше он много смеялся. Пока он открывал дверцу машины, она успела заметить, что в руках у него букет цветов, ровный букетик, украшенный бумажным кружевом, как делают цветочницы: «Господи! Только бы он не был опять пьян!» — была ее первая мысль.

Он сразу подошел к ней.

— Боже мой! Как ты похудела, Полина! — не совсем удачно начал он.

— Такой комплимент всегда приятен молодой девушке, — сказала она, стараясь выразиться поизящнее, затем, отбросив все условности, рассмеялась по-детски, почти неприлично, — но вы же меня видели вчера вечером, крестный! Правда, вы были несколько…

— Без царя в голове. Совсем свихнулся, — сказал он мрачно, и она поняла, что он еще не протрезвел.

— Крестный…

— Детка…

Они заговорили одновременно и, смутившись, умолкли.

— Я, видишь ли, приехал извиниться. Хотел тебе что-нибудь купить, но оказалось, что не помню даже, сколько тебе лет.

— И вы купили мне цветы? Как это мило! (Она, казалось, была польщена.) А знаете ли вы, крестный, что мне еще ни разу в жизни не дарили цветов?

Она уткнулась своим далеко не классическим носом в букет, испытывая восторг, который загорался и гас в ту же секунду.

— Как приятно пахнут эти гвоздички… Но с букетом в руке я буду выглядеть смешно. Да и в рюкзаке они… Знаете, что мы сделаем? Мы отдадим букет Геренам, которые сегодня вечером сидят в первом ряду, и они бросят его Дикки. А сейчас я устрою вас на хорошее место. Поговорим потом.

Она словно и не сомневалась, что он будет присутствовать на концерте.

— Но, малышка, — сказал он с виноватым видом.

— Не беспокойтесь, они слишком заняты и вряд ли узнают вас. Но если понадобится, я им кое-что объясню… Ну, пошли…

Совершенно растерявшись, он последовал за ней. Фараджи говорили, что Полина проводит лето в каком то клубе отдыха. Он полагал, что это либо Средиземноморский клуб, либо молодежная деревня. Но уж никак не гастролирующая труппа. Правда, слушал-то он вполуха. И вот, словно непонятному предписанию врача, подчинился обстоятельствам и оказался внутри набитого до отказа шапито. И хотя сидел в одном из последних рядов, грохот показался ему вначале оглушающим.

— Это только вступление, — подбадривая его, сказала Полина. — Мы сидим прямо напротив динамиков. Скоро это кончится.

Клоду показалось странным, что перед концертом зрителей подвергают такому испытанию, но, видя, как терпеливо выдерживают этот грохот окружающие, он тоже смирился. То была минута торжества для Патрика, который выкладывался от души, адресуя свое исполнительское мастерство самым юным и подлинным ценителям, по его мнению, элите публики. «Ты нравишься пенсионерам, а я подросткам», — якобы в шутку говорил он иногда Дикки. А тот смотрел на него своими большими подведенными глазами, ничего не отвечая, и Патрику приходилось извиняться: «Ах нет! Все красивые девчонки — твои, и я завидую!» Это тоже было правдой.