Дикое поле. Приднестровский разлом

На вопрос, в каком районе города они жили до войны, не отвечали — бежали от меня подальше. И я этому нисколько не удивлялся, потому что знал: приднестровцы никогда не просят. В самое тяжелое время, когда, казалось, вся Москва христарадничала, на улицах приднестровских городов я не встретил ни одного человека, просящего милостыню. Здесь это не принято. Стыдно. Здесь принято работать. И они работали. Уже к поздней осени жилые дома были восстановлены, воронки засыпаны, изувеченные дороги покрыты асфальтом, города приняли свой обычный вид, и война ушла в прошлое. Война ушла в прошлое, оставив после себя свежие могилы, вдов и сирот. Приднестровцы хоронили своих на мемориалах, рядом с теми, кто пал в Великую Отечественную. И молодожены теперь из церкви приезжают прямо сюда. И стоят, склонив головы, словно давая клятву не забыть всего произошедшего и завещать это же своим детям.

В Молдавии таких мемориалов нет. Молдавия вообще не любит говорить о своих жертвах в этой войне. Их количество она так и не назвала, скрывает по сей день. Она бы скрыла и саму войну, но еще несколько лет о ней регулярно напоминали бывшие волонтеры, митинговавшие у того же многострадального памятника Штефану чел Маре и требовавшие выплатить им обещанные деньги. Приднестровцы, как нетрудно догадаться, денег не требовали. Они воевали совсем за другое. И победили. Если вообще можно говорить о победе в кровавой междоусобице, за которую заплачено столькими жизнями.

Да, война ушла в прошлое. Больше не стреляют. Но мир здесь так и не наступил. Ни войны, ни мира. И множество вопросов, которые остаются по сей день, несмотря на то, что прошло уже десять лет. Впрочем, что такое десять лет в бездонном сосуде истории?

А что же участники событий? Игорь Смирнов, как и прежде — президент Приднестровья. И вместе с теми, кто выжил в кровавой бойне десятилетней давности, продолжает строить свое государство. Оно по-прежнему официально не признано мировым сообществом, но политическое признание не столь и важно. С Приднестровьем поддерживают экономические отношения, с Приднестровьем ведут переговоры — значит, все-таки признают. А главное — оно признано внутри самого себя. Поэтому каждый год второго сентября, в день образования республики, улицы и площади его городов и сел уставлены столами. Вино льется рекой. Музыка сотрясает воздух. На лицах улыбки. Здесь любят праздники.

Мирча Снегур какое-то время еще попрезидентствовал, но с позором проиграл очередные выборы и занялся организацией крестьянской партии. Что ж, это все-таки лучше, чем опираться на Народный Фронт, который, кстати, все еще жив. Он стал партией, причем в ее названии присутствует слово “демократическая”. А возглавляющий эту партию Юрие Рошка все так же боевит и все так же раздает интервью московской демократической прессе.

Его бывшие сподвижники разбрелись кто куда. Говорят, что Мирча Друк, Леонида Лари, Григоре Виеру и Ион Косташ нашли пристанище в Румынии. По крайней мере в Молдавии их не видят. Не приезжают. Может быть, боятся, что кто-то призовет их к ответственности. Хотя зря боятся. Народу не до них. Молдавский народ слоняется по миру в поисках заработка, потому что в самой Молдавии все разрушено, западные кредиты проедены и разворованы, долгов — два миллиарда долларов и что делать дальше — никто не знает.

Приднестровцы живут бедно, но гордо. В долг не просят. Во-первых, никто не даст, а во-вторых, как уже было сказано, просить не любят. Как-то выживают. Кстати, Саша Порожан недавно рассказал, что крестьяне из молдавских сел, в том числе из Кочиер и Кошницы, оставшихся под юрисдикцией Молдавии, сотнями приходят в Дубоссары и просят хоть какой-нибудь работы на полях. Без денег. За продукты. И им идут навстречу. Сам Порожан уже не в первый раз выбран председателем горсовета. А Гена Козлов — тот самый, что пугал молдавскую полицию учебной гранатой, — оставил свой механический завод и пошел к Порожану заместителем.

Террориста Илие Илашку после нескольких лет заключения выпустили. Он вернулся в Кишинев, чувствуя себя национальным героем. Но оказалось, что такого рода национальные герои больше и здесь не нужны. Как только отпала возможность использовать его заключение в пропагандистских целях, о нем забыли. И ему это крайне обидно. Ведь он единственный, кто понес наказание за ту войну. Если, конечно, не считать тысяч убитых и раненых.