- Тем лучше, так нас не выследят. Давай же выходи или я уйду…
- Нет, не уходи… Я скоро, тиран… Хуан Дьявол.
Довольный Хуан еще раз поцеловал Айме, обнимая через железные прутья, врезавшиеся в широкую и сильную грудь. Потом оттолкнул ее, с жгучим взглядом страсти и власти:
- Приходи скорей. Жду тебя возле деревьев. Если опоздаешь, меня уже не будет.
Час любви прошел, прошла и буря. Ветер разогнал тучи, разорвал их на части, и в темных клочках, словно лоскутках небесного бархата бриллиантами мерцали звезды.
На узкий песчаный берег выходил широкий глубокий грот с острыми краями. На белом песке полулежала Айме, прислонившись к мужчине, и трепетала от сладости прошедшего мгновения. Распущенные черные волосы падали ей на плечи, пылал чувственный и влажный рот. В сумраке ее глаза сверкали, подобно звездам. Аромат ее молодого тела был подобен бушующему и зовущему морю, каймой пены простиравшемуся до самого пляжа.
- Ты с ума меня сводишь, Айме. Знаешь, ты как эта земля. Ее всегда нужно завоевывать в битве, но нет земли более красивой, более пахнущей цветами, которая бы давала плоды слаще твоих губ, – он снова ее поцеловал. Затем резко отодвинул, пристально и сурово посмотрел на нее. – Почему заставила меня столько ждать?
- Мой Хуан, мой Хуан! – страстно зашептала Айме. – Сказать правду? Я хотела узнать, правда ли ты уйдешь, если я приду позже.
- Ах, да? Так значит, ты пришла позже, чтобы меня позлить?
- Ай, дикарь! Не сжимай так, мне больно. Какой ты глупый! – засмеялась она довольно. – Я опоздала, потому что говорила с мамой.
- При желании ты избежишь любого разговора.
- Конечно. Но я не хотела, она говорила о моей сестре.
- О монахине?
- Другой сестры у меня ведь нет. И она еще не монахиня. Всего лишь послушница. Мама не хочет, чтобы она принимала постриг.
- Если захочет, то примет.
- Да уж. Такая же упрямая. Мы во многом похожи, а в этом больше всего.
- Похожи? – Хуан разразился издевательским смехом. – Надо бы посмотреть на тебя в одеянии монашки!
- А может мне тоже этого захочется.
- И тебя бы приняли?
- А почему бы и нет? Что ты себе воображаешь? Думаешь, я ничего не стоящая вещица? Думаешь, не стою ничего, раз соизволила посмотреть на тебя?
- Мне кажется, кое-что большее, чем посмотреть… – язвительно намекнул Хуан.
- Вот как значит? Какие же мужчины неблагодарные существа.
- Я благодарен за твою красоту, атласную кожу и порочное сердце. За это и нравишься. Смеешься?
- Мне смешно, потому что повторяешь мои слова. Сама терпеть не могу миндальничать. Люблю тебя за прямоту; за то, что ты грубиян, дикарь, дьявол. Хуан Дьявол… Кто дал тебе это имя?
- Кто-то… Не все ли равно? Для меня оно хорошее… для меня все хорошо.
- Это точно, все дурное для тебя хорошее. Поэтому мне и нравишься. Я влюбилась в тебя безо всяких вопросов. Я даже не знаю, кто ты.
- Какое это имеет значение?
- Никакого, но мне любопытно. Где ты родился? Кто твои родители? Твое настоящее имя? Кем ты был до того, как стать капитаном корабля, который непонятно откуда приплывает, и что возит? Кто же ты? Ответь!
- Я из этих мест, как и мой корабль, и зовут меня Хуан. Если тебе не нравится Хуан Дьявол, зови меня Хуан Хуана. Я принадлежу только себе, не считая дьявола.
- А мне хоть немножко принадлежишь?
- Конечно! Тебе принадлежу, как и ты мне, на какое-то время, – усмехнулся он язвительно.
- Знаешь, ты иногда жестокий! Не смейся так. У тебя злой смех! Даже не знаю, почему я люблю тебя, почему меня так тянет к тебе; что заставило меня влюбиться?
- Дорогая, это я влюбился. Уже забыла? Там, на пляже. Ты прохаживалась с кружевным зонтиком, а я подплывал на лодке. Ты стала меня рассматривать. Конечно же, ты подумала: Прекрасный Зверь. И задалась целью приручить меня, но это не так просто. Как бы тебе не разочароваться.
- Почему ты так говоришь? Ты очень плохой, – в черных глазах Айме вспыхнула страсть, и она воскликнула: – Я люблю тебя, Хуан. Люблю, ты нравишься мне больше всех. Поцелуй меня, Хуан! Поцелуй и скажи, что тоже любишь. Повтори это много раз, даже если это ложь!
В ответ Хуан лишь безумно и страстно стал ее целовать, а горящие глаза ее прикрылись ресницами.
В неясных очертаниях горизонта проглядывало сияние рассвета.
- Моника, дочь моя, напоминаю вам, что послушание – первый обет, который вы дали, надев это облачение.
- Я хочу носить его всю жизнь, Матушка-Настоятельница. Хочу подчиняться всегда и всю жизнь, но…
- Ваше «но» излишне. Наш путь – это отречение и самопожертвование. Как же вы можете ему следовать, бунтуя уже против первого распоряжения?
- Я не бунтую, но прошу, умоляю.
- Умоляете не повиноваться? Ваши мольбы тщетны.
- Дело в том, что здесь я обрела хоть какой-то покой.
- Чтобы ваш покой был длительным, вам необходима полная уверенность в своем призвании. Вы вышли победительницей в испытаниях монастыря. Теперь должны пройти испытание миром.
- Я пройду, Матушка, но позже, когда многое изменится, когда сестра будет замужем.