- Так и есть. Через полчаса София распорядится подать нам аперитив, а потом мы сядем за стол, хорошо? Сегодня ты прекрасно выглядишь, София. Уверен, что сможешь составить нам приятную компанию. С тобой застолье будет иным.
Вышел Педро Ноэль, за ним слуга. Супруги Д'Отремон остались вдвоем. София не могла скрыть ревности, разъедавшую душу:
- Кто этот мальчик?
- София, дорогая, успокойся.
- А ты ответь мне. Кто этот мальчик? Где нашел его и зачем привез сюда? Почему ты не отвечаешь?
- Я отвечу, но со временем. Его зовут Хуан, и он сирота.
- Это ты уже сказал, – прервала София. – И это единственное, что я узнала. Его зовут Хуан Дьявол. Ответ весьма нахальный, когда никто его не спрашивал.
- В его ответе нет нахальства, София. Речь идет о прозвище, которое ему дали рыбаки, из-за места, где находилась хижина его родителей.
- Какое место?
- Ну, рядом с тем, что называют Мыс Дьявола. – Д'Отремон пытался не придавать этому важность. – Там деревня с очень скромными и бедными людьми, где чинят сети и лодки. Среди этих бедных людей…
- На окраинах Сен-Пьера есть много сирот, нищих и несчастных мальчиков. Но тебе никогда не приходило в голову приводить кого-либо, а тем более в качестве друга твоему сыну, я бы сказала, в качестве брата.
- София!
- Именно в таком качестве ты привез этого попрошайку! – воскликнула София, краснея от гнева. – Могу ли я спросить, зачем ты привез его сюда? Что у тебя с ним общего? Почему он не может носить одежду работников, а должен носить одежду Ренато? Почему наш сын должен его приветствовать? И именно в нашем доме мы должны предоставить ему место, хотя есть сотня бараков для работников, где всегда может поместиться еще один?
- Всегда считал тебя женщиной благородных и великодушных христианских чувств, София.
- У меня хватает сострадания к несчастным, и тебе это неоднократно казалось излишним.
- Когда речь о том, чтобы не баловать слуг, которые должны признавать во мне единственного хозяина. Нельзя управлять имением, этим захолустьем, без дисциплины и наказаний, чтобы все уважали власть. По этому поводу мы спорили много раз. А в этом случае…
- В этом случае, все по-другому. Я это знаю, вижу и ощущаю. Это не просто жест сострадания, а возмещение ущерба. Этот мальчик волнует тебя. Слишком волнует.
- Ну хорошо, София. Я скажу правду. Этот мальчик – сын человека, с которым я повел себя плохо. Человека, который разорился по моей вине. Он умер в чудовищной нищете. Думаю, долг совести – помочь ему, – на мгновение он потерял уверенность. – Что происходит? Почему ты на меня так смотришь? Ты не веришь?
- Мне это кажется очень странным. Ты разорил многих, но никогда не приводил их детей к нам в дом. Более верна другая история. Этот мальчик – сын женщины, которую ты любил!
Это прямое и точное, словно дротик, обвинение Софии метнулось, полетев в холодную броню равнодушия, в которую напрасно пытался одеться Франсиско Д'Отремон, и попало в цель. На мгновение показалось, что он готов взорваться от гнева. Затем медленно взял себя в руки, потому что только эта светловолосая и хрупкая женщина, болезненная, словно цветок из оранжереи, могла укрощать его своенравные порывы, растворять в усмешке или двусмысленном выражении лица его бурю и превращать в неестественно-обходительное поведение.
- Почему ты всегда так упорно хочешь думать о том, что тебя мучает?
- Я думаю о плохом, и предугадываю… угадываю, к сожалению.
- Но не в этом случае.
- Как раз-таки в этом случае. Чей он плод любви? Почему у него нет имени? Что за фамилия у разоренного тобой человека, которому хочешь вернуть долг, приютив его сына?
- Ладно, дело в том, что упомянутый мужчина не дал фамилии этому мальчику, не позаботился, такое случается. Обещая позаботиться о нем, я успокаивал свою совесть. Ты не хочешь, чтобы я сдержал обещание, данное умирающему, мне благодарному, и только потому, что в эту красивую головку вошла столь несуразная идея?
- Ты не успокоишь меня этими душещипательными историями.
- В таком случае уточню: я пообещал, поклялся помочь этому мальчику. Не думаю, что он будет тебе хоть чуть-чуть надоедать. Я сам займусь его обучением.
- Как вторым сыном? – горько намекнула София.
- Как другом и верным слугой Ренато, – отрезал Д'Отремон. – Я научу его любить, защищать и оказывать помощь Ренато.
- Защищать?
- А почему нет? Наш сын не силен и не отважен.
- Ты бросаешь мне это в лицо, будто это моя вина.
- Нет, София, я больше не хочу продолжать этот спор, но мы должны смотреть правде в глаза, наш сын из-за переизбытка твоей заботы и ласки не готов для борьбы и обязанностей, которые могут свалиться на него уже завтра. Я и раньше говорил тебе, что ему не хватает смелости, силы, отваги. Пришло время приобрести эти качества.
- Мой сын поедет обучаться в Европу. Не хочу, чтобы он рос среди этих дикарей.