Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Словно сшит на него. Мне он очень велик. Вот только мои туфли ему не подошли. Я сказал об этом маме и Баутисте, но она сказала, что ее это не волнует, пусть хоть босиком ходит. Но ведь это нехорошо, правда?

- Да, нехорошо. А где сейчас Хуан?

- Его отправили спать.

- Куда?

- В последнюю комнату для прислуг, – объяснил мальчик расстроенно. – Баутиста говорит, что ему так велела мама.

- Так! А почему ты не подходил ко мне ведь день?

- Я ходил с Хуаном, а Баутиста сказал, что мама не хочет, чтобы Хуан попадался ей на глаза. А так как ты был с мамой весь день… Конечно, ты велел мне показать ему весь дом, но так сказал Баутиста. Я сделал плохо?

- Нет. Ты должен слушаться маму, как и положено.

- А тебя нет?

- А меня тем более, – отрезал Д'Отремон. – Завтра мы с мамой договоримся. А сейчас иди и ложись спать. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, папа.

- Подожди-ка. Как тебе Хуан?

- Мне он нравится.

- Ты хорошо провел с ним время? Поиграл с ним? Показал свои вещи?

- Да, но они ему не понравились. Он был очень серьезным и печальным. Потом мы пошли в сад, отошли подальше и тогда стало гораздо лучше: Хуан умеет кататься на лошадях без седла, кидать камни так мощно и высоко, что достает до пролетающих птиц. Он словил живую змею рогатиной, которую сделал из палки, и положил ее в корзину. И она его не укусила, потому что он знает, как ее держать. Он сказал, будь у нас лодка, я бы увидел, как ловят рыбу, потому что он умеет закидывать сети.

- Думаю, это было его занятием.

- В самом деле, папа? Это правда, что он может на лодке один уплыть в открытое море?

- Правда, продолжай. Что еще произошло с Хуаном?

- Над ним смеялись в овраге, когда он шел босиком в моем костюме из голубого сукна, он дал кулаком ближайшему, который был его здоровее, и тот упал навзничь. Остальные убежали. Но ведь ты не будешь его наказывать, правда, папа?

- Нет. Я хочу, чтобы ты поступал также, если над тобой будут смеяться.

- Но надо мной никто не смеется; когда я прохожу, передо мной снимают шляпу, а если я разрешаю, то целуют руку.

Д'Отремон поднялся со странным выражением лица. Он погладил светлые прямые волосы сына и мягко подтолкнул к дверям кабинета:

- Иди спать, Ренато. До завтра.

Держа в руках керосиновую лампу, Франсиско Д'Отремон пересек огромный дом, направляясь в комнаты прислуги, и дошел до последней двери, где, утомленный сильными переживаниями минувшего дня, спал на соломенном тюфяке маленький Хуан.

Тут он поднял лампу и осветил его. Он смотрел на обнаженную грудь, хорошо выточенную голову, на благородные и правильные черты. С закрытыми глазами почти стерлось его сходство с матерью, на детском лице выделялись жесткие черты отцовской породы.

- Сын! Мой сын? Возможно… Возможно!

Растущее сомнение, тонкое и пронзительное, которое разорвало в его сердце что-то твердое и холодное, росло в груди жгучим пламенем, заполняя душу Франсиско Д'Отремона. Глядя на спящего ребенка, он наконец ощутил толчок. Возможно, Бертолоци не лгал и его последние слова оказались правдой. Впервые его душу переполняли любопытство и злость. Великая гордость, глубочайшее удовлетворение, страстное желание, чтобы эта мощная ветвь произошла от него, грубая и дерзкая, жгучая смесь его авантюрного духа и воинственной сути. Любой мужчина бы гордился таким необыкновенным сыном, закаленным, как настоящий мужчина пред лицом несчастий, и вопрос превратился в подтверждение:

- Мой сын! Да! Мой сын…

Дрожа от волнения, он обнаружил похожие черты: прямой и гордый лоб, широкие густые брови, волевой подбородок, квадратный и жесткий, руки, длинные и мускулистые, высокая и широкая грудь. Он мучительно подумал о разнице со светлым и хрупким Ренато, хотя в его ясных глазах отражался превосходный ум. Ренато, похожий на мать, законный наследник его состояния и фамилии, единственный сын перед людьми.

- Франсиско! – окликнула его взволнованная София, и вошла в скромное помещение. – Что происходит? Что ты здесь делаешь? Что это значит?

- Это я хочу спросить у тебя, – ответил удивленный Д'Отремон. – Что это значит, София? Почему ты не отдыхаешь?

- Неужели я могу отдыхать, когда ты…?

- Когда я что? Заканчивай!

- Ничего, но хочется узнать, с каких это пор ты ходишь с лампой проверять и охранять сон слуг.

- Он не слуга!

- А кто? Скажи же наконец! Скажи!

- А? Что? – Хуана разбудили рассерженные голоса. – Сеньор Д'Отремон, Сеньора…

- Не вставай, спи. А завтра найди меня, как проснешься, – сказал ему Д'Отремон.

- Чтобы сделать мне одолжение и увезти его из этого дома!

- Замолчи! Мы не будем говорить при мальчике!

Он резко схватил ее за руку и потащил вон из комнаты, его глаза разгорелись от гнева, столь ему свойственном, и возмущенно упрекнул:

- Ты что, потеряла разум, София?

- А как тут его не потерять? – взвилась София – Думаешь, меня это не расстраивает? Ты смотрел на него спящего так, как никогда не смотрел на нашего Ренато!

- Хватит, София, хватит!

- Этот ребенок твой сын! Ты не в силах отрицать. Твой и одной развратницы, с которыми всегда мне изменял. Из какой грязи ты его вытащил и привел в мой дом, чтобы он стал товарищем моего сына?