Диктаторы и террористы

Тропа слепоты прямиком перешла в ступени террора. Первый шаг – цензура, чтобы обеспечить правильное единомыслие… Намордник на мысль легко переходит в физические аресты несогласных, а там и в убийства и похищения неугодных, что, безусловно, менее хлопотно и накладно. Когда строптивых журналистов стали убивать десятками, потребность в формальной цензуре естественным образом отпала… Гарниром к основному блюду стали пытки. Противники режима должны были знать, что их ждет не мгновенная смерть, а медленная мучительная гибель после жестоких, садистских пыток. Показательный садизм обладает ни с чем не сравнимым воспитательным эффектом… Высшая форма политического убийства – бесследное исчезновение. Когда неизвестно даже, на каком свете искать мужа, сына, отца, когда невозможно оплакать близкого и предать тело земле, – каждая расправа оборачивалась пыткой для живых, и это пытка без конца. С 1954 по 1982 год в Гватемале исчезло 40 тысяч человек и были убиты 100 тысяч. Как признался один государственный чиновник, в Гватемале не было политзаключенных, только политические убийства…

Одна сторона медали – страх. Другая – террор. Посредник между ними – смерть. Гражданская война милитаризовала террор, сделала всеобщим страх и легализовала смерть.

Террор не скрывался и не рядился в чужие одежды, не притворялся антитеррором. Напротив. Средь бела дня в ходе футбольного матча на поле переполненного стадиона города Масатенанго с вертолета сбросили два изувеченных мужских трупа с отрезанными гениталиями. Власти и не думали ссылаться на «неопознанные летающие объекты». То есть на заграницу любые репрессии нагло отрицались. Но дома не должно было быть и тени сомнений, кто стоит за каждой акцией кары и устрашения. Свои должны были знать, что их ждет.

Простые были времена. Чтобы поймать щуку, осушали реку. Карательный отряд входил в деревню. Женщин насиловали и убивали. Мужчин пытали и убивали. Деревню сжигали. Пятнадцатилетних мальчишек силой забирали с собой и ставили под ружье. В соседней деревне они уже сами принимали участие в оргии насилия. Такая конфирмация. Невинных не оставалось – в живых во всяком случае.

Чтобы устрашение было действенным, оно должно быть абсолютным. Военные в принципе были освобождены от ответственности за любые действия в отношении гражданских. Ни одному военному за все годы гражданской войны не было предъявлено ни одного обвинения. Полная безнаказанность переросла в абсолютную вседозволенность, военные начали «крышевать» бизнес, оседлали денежные потоки, стали работать мафией. Разложение армии и общественная деградация достигли предела. Плоды этого катастрофического падения и пожинают нынче и армия, и общество. Таким оказался финиш движения по тропе слепоты.

И напоследок – алаверды Рикардо Стайну с его «синдромом царской России».

Когда-то в годы «холодной войны» мы равняли себя исключительно с Соединенными Штатами Америки. Сейчас наши отечественные консерваторы завидуют Китаю, либералы примеряются к Португалии, и все дружно воротят нос от бедной Верхней Вольты, не имеющей даже ракет. Учиться на ошибках никому не хочется – ни на своих, ни на чужих!

Я попробую русифицировать гватемальские уроки. Два навскидку.

Для нынешних российских властей, судя по реакциям, страшней «оранжевой революции» зверя нет. Удивительная близорукость. В конце концов, что такое «оранжевая революция», как не крайняя мера демократии (народной демократии, если хотите).

«Оранжевая революция» всегда следует за выборами. Что уже утешительно, ибо предполагается, что выборы не отменены. И она всегда реакция на нечестные выборы, на слишком уж наглую попытку властей скрыть свой провал и украсть победу. То есть это вынужденная мера. Сама власть выводит общество на улицу или майдан, вынуждает ко всему привычный народ прогнать себя, проворовавшуюся и обанкротившуюся, взашей. После чего дирижерство попадает в руки если не более умелых, то хотя бы менее скомпрометированных политиков… Напрашивается вывод, что, если не испытывать чрезмерно терпение людей, то и «оранжевой революции» можно избежать. Правда, у власти есть в запасе принципиально иной выбор – стоять на своем до последнего, использовать силу, не останавливаясь перед кровопусканием. Для власть имущих на постсоветском пространстве это стандартный реактивный рецепт. Он может принести краткосрочный успех. Гватемальские власти добивались подобных успехов рекордное количество времени – все тридцать шесть лет, что длилась гражданская война.

«Оранжевая революция» – это крайность, но это еще демократическая крайность. Альтернативой ей может быть тотальный бунт и гражданская война. Не потерявшей разум власти не стоит играть с огнем.