Диктаторы в зеркале медицины

Для такого человека Ева Браун должна была быть идеальной партнершей любовницей и секретом, привилегия быть посвященным в который принадлежала «только выдающимся людям». От нее он требовал прежде всего покорности, что следует из разговора, состоявшегося 25 января 1942 года: «Мужчина имеет право определять собой характер каждой женщины. Женщине ничего другого не нужно». Ева была именно такой преданная ему до гроба, она в письмах сестре называла своего возлюбленного только «фюрер» и лишь покорно пыталась предугадать его желания. Зная, что Гитлеру нравятся полногрудые женщины, она вначале даже пыталась имитировать большую пышность форм, подкладывая в бюстгальтер носовые платки!

Сколь несчастной сделала эту молодую женщину холодная, аффективная связь с Гитлером, который никогда и ни при каких обстоятельствах не считался с ее чувствами, можно судить по многочисленным записям в ее дневнике. Вот одна из них, от 11 марта 1935 года: «Я желаю лишь одного — тяжело заболеть и хотя бы дней на восемь забыть о нем. Почему со мной ничего не случится, почему я вынуждена во всем этом участвовать. Лучше бы я с ним никогда не встречалась. Я в отчаянии… Почему меня черт не заберет. У него там наверняка лучше, чем здесь». Аналогичные жалобы можно найти и в последующих записях. 28 мая 1935 года она пишет о том, что снова намерена покончить с собой, на сей раз «гарантированным способом» (предыдущая попытка была неудачной). Но и эта, вторая попытка самоубийства, на сей раз с помощью таблеток ванодорма, также не удалась.

На пути к власти

В конце марта 1930 года, к моменту назначения рейхсканцлером Генриха Брюнинга, который по поручению рейхспрезидента Гинденбурга, начиная с сентября 1930 года, провел переход к первому так называемому «президентскому правлению» Веймарской республики, на Германии в полной мере начал сказываться ужасный шок «черной пятницы» — экономического кризиса 24 октября 1929 года. Началась гонка между правительством и кризисом, открывшаяся в июле 1930 года указом президента о вступлении в силу статьи 48 Веймарской конституции, наделяющей президента особыми полномочиями в случае чрезвычайного положения в государстве. За этим последовал парламентский кризис — большинство депутатов проголосовало за отмену чрезвычайных указов, — который вынудил Гинденбурга и Брюнинга немедленно назначить новые выборы. После невиданной доселе в Германии избирательной кампании 14 сентября 1930 года НСДАП получила 107 мандатов в рейхстаге, что вызвало настоящее политическое землетрясение. С этого дня НСДАП начинает целенаправленный штурм парламентской системы парламентскими средствами. Средства известны и проверены — невыполнимые законопроекты и безудержная демагогическая травля. После банковского краха в начале лета 1931 года начинается лавинообразный рост безработицы, радикализация настроений неудержимо увлекает общество к грани гражданской войны, чему немало способствуют стычки между группами коммунистических и национал-социалистических боевиков. Тем временем Гинденбург становится все более доступен праворадикальному влиянию. Именно под этим влиянием он вновь принуждает Брюнинга издать чрезвычайный указ о введении президентского правления.

Уже в эти годы политического восхождения проявился взрывной характер Гитлера и его неспособность управлять аффективными эмоциональными проявлениями. Не исключено, однако, что к подобным эмоциональным взрывам он прибегал целенаправленно, когда это требовалось для осуществления его желаний. Вот что сообщает опальный соратник Гитлера Отто Штрассер: «В один прекрасный день он осознал, сколь сокрушительное воздействие оказывают взрывы его гнева. Начиная с этого момента, он пользовался гневом и криком как «оружием». Примерно такое же описание взрывов гнева Гитлера в период 1929–1932 годов дает доктор Отто Вагенер, бывший начальник штаба СА, позднее также угодивший в опалу: «В подобных случаях он мог впасть в гнев и возмущение, на его лбу, от переносицы до корней волос, вздувалась синяя жила, голос его срывался, и окружающие начинали опасаться за жизнь, не только его, но и свою собственную». Якоб Диль, назначенный после прихода к власти в 1933 году полицейпрезидентом Берлина, стал однажды свидетелем подобного возбуждения, безудержного и исполненного ненависти: «С прерывистым дыханием, мешая патетическую декламацию с хриплыми стонами, он предался своим диким фантазиям».