Диктатура пролетариата

На «текущий ремонт» с ноября по март включительно было получено приблизительно 12 000 миллионов, на апрель – ничего. Все знают, каково содержать в исправности здания, в то время как университет ещё и присоединил к себе ряд институтов, ранее к нему не относившихся. На «образовательные расходы»: обустройство лабораторий, кабинетов, покупку учебного материала – в апреле было получено около 7 000 миллионов, или полсотни долларов. Каким образом решать вопрос с учебными программами и вообще с текущей печатью – очевидно для каждого. А то, насколько жалкие средства выделяются на научную деятельность в целом, иллюстрируют следующие сведения. В мае всем 29 вузам Петрограда на закупку иностранных книг была выделена общая сумма 17 200 рублей золотом. До войны одна лишь фундаментальная библиотека университета получала 22 000 – 25 000; если к этому прибавить средства, выделенные на семинарские библиотеки, на закупки отдельным профессорам и т. д., в целом на один лишь университет уходило, очевидно, около 50 000. Теперь же ещё в середине мая была счастливая надежда на то, что из тех 17 000 университет, возможно, получит пять – вместо этого, согласно последним услышанным мною сведениям, он едва ли получил больше 1200; а поскольку вуз и так задолжал денег за книги, то возникал большой вопрос, сможет ли он вообще что-либо приобрести в последующие месяцы.

С преподавательской зарплатой дела, естественно, тоже обстоят не слишком хорошо. Она рассчитывается по особой схеме. Ежемесячно университету выделяется выплата, рассчитанная на «824 платёжных объекта» – под «платёжным объектом» подразумевается один человек. Поскольку фактически в университете работает 865 сотрудников, получается в некоторой степени жульничество, и зарплаты приходится понижать. Зарплата сотрудников теперь ранжирована по классам. Должность завхоза относится, например, к первому классу, а профессора – к 16-му или 17-му. При выделении средств учитываются не фактические должности, а суммарно установленный «платёжный объект» в соответствии с зарплатой по среднему классу. Университет сам высчитывает, кто сколько может получить, исходя из поступивших средств. Месячная зарплата профессора за положенные шесть лекций в неделю составляла в апреле около 820 миллионов, то есть около тридцати крон, или 6–7 долларов. Хлеб, конечно, был дешёвым (килограмм ржаного хлеба стоил около 10 эре), и жильё вследствие «национализации» упало в цене; однако прочее стоило довольно дорого. Учёный физически не мог выжить на упомянутую зарплату; впрочем, никто и не заблуждался на этот счёт. Физический труд оценивался значительно лучше: трубочист, например, получал около 1400, кондуктор трамвая – около 1200 миллионов в месяц, помимо этого – различные премии и послабления, чем вовсе не может свободно пользоваться профессор с зарплатой по высшему классу. Что и говорить о коммерческих должностях – зарплата на приличной средней должности в Государственном банке составляла 5 000 в месяц.

В Москве должность профессора университета оплачивалась примерно так же, как и в Петрограде. В некоторых институтах зарплата значительно увеличивалась благодаря надбавкам за семинарскую деятельность и т. п. Но в целом научная работа и вообще умственный труд во время диктатуры пролетариата оплачивается скверно – я мог бы привести примеры, в которые с трудом верится. Официальная зарплата профессора по месту его работы, как правило, не может покрыть и крупицы всех расходов, необходимых для того, чтобы просто-напросто не голодать.

Найти выход из невыносимых ситуаций обычно помогает сама практическая жизнь. Так же и с зарплатой профессоров. С учёными как таковыми в Советской России не обращаются плохо в принципе, скорее наоборот; если человек на хорошем счету или известен в Европе, то, несмотря на бедственное экономическое положение, ему даже могут выделить особые средства на оплату поездки за границу. На родине же зарплату можно улучшить доморощенными способами. У профессора, к примеру, есть возможность работать сразу в нескольких учреждениях. Он читает лекции в трёх или четырёх учебных заведениях, бегает туда-сюда, своего рода почасовик. Если предмет очень востребованный, то, поскольку ситуация на рынке, несмотря на весь коммунизм, в определённой мере обусловливается спросом, домашний уклад жизни профессора может приобрести почти что буржуазный оттенок, и тогда помимо чашки чая, которой учёные с такой радостью и радушием угощают гостей, профессор может умудриться предложить даже изысканную выпечку и леденцы. Также преподаватели пользуются искусством астрономического подсчёта: три сорокаминутные лекции проводятся за два астрономических часа. В результате рабочий день расходуется экономнее, а зарплата получается значительно выше. Само собой разумеется, что в результате активного чтения лекций сразу в нескольких местах у профессоров остаётся мало времени и сил на научную деятельность.