Но на самую последнюю часть выдержки я бы хотел обратить особое внимание. Здесь дальнейшие аспекты насильственной политики приобретают прямо-таки возвышенные черты. Подумайте о той опасности для программы и мечты коммунизма, которая уже вырисовывается на горизонте, словно угрожающее привидение, – подумайте, что будет, если дети и внуки «пролетариев», достигших более высокого интеллектуального уровня, прочно займут привилегированное положение и станут новой аристократией, новым господствующим классом… Нет, право, надо вовремя проявить осторожность. Позаботиться о том, чтобы у детей и внуков рабочих, поступивших на рабочий факультет или в вуз, уже не было доступа к вышеупомянутому…
Так выглядит простой вывод учения Бухарина – вывод, с насмешкой принятый оставшимися представителями учёного мира России. Апофеоз конструкции марксистского общества в форме русского коммунизма.
Разумеется, подобные картины будущего можно воспринимать спокойно. В реальной жизни большевикам достигать целей отнюдь не просто. В том числе, к сожалению, это касается пунктов, где их планы соответствуют тому, что находит разумным весь мир и для чего, собственно, уже должна была созреть Россия. Ни в одной области это не чувствуется так сильно, как в сфере воспитания и интересов детей, где русские коммунисты заняты тем, что хвалят своё дело и показывают доверчивым иностранцам свои потёмкинские деревни. Большевики наговорят с три короба, но выполняют свои обещания редко.
Где они только ни рекламировали себя при помощи своей образцовой программы социального обеспечения детей. Да, верно, в обеих столицах мы обнаруживаем результаты, заслуживающие одобрения. Несомненно, они достигнуты при помощи насильственных действий, не являющихся ни хорошими, ни необходимыми, ограблением жилья приличных людей, грабежа предприятий, связанных с производством мебели, полотняного белья и т. д. Но при фабриках и не только организовано, по крайней мере, немало детских домов – домов, где малышам хорошо под надзором «тётенек» и врачей. Но то множество детей, которые бегают и попрошайничают, и крадут, и учатся совершать преступления с раннего возраста, те малыши, которых любая другая страна постыдилась бы сразу не взять под крыло государственного социального обеспечения, – они помощи не получили. Я сам видел, как такие нищие дети, не встретив препятствий, даже облюбовали определённые районы и маршруты в Петрограде для постоянного сбора милостыни; а в Москве я однажды шёл вместе с полицейским, провожавшим бедного маленького воришку-татарина от тюрьмы до больницы, и слышал, как добросердечный воин жалуется на то, как много таких маленьких преступников и как безнадёжны попытки их исправить, ведь эти дети воспитаны в безнравственных условиях людьми из социальных низов. Так обстоит ситуация в больших городах, которые должны стать моделью новой системы общества.
А кто не помнит, например, громких фраз о «ликвидации безграмотности» и тот восторг, которым было отмечено начало крестового похода на образование, встреченного жаждущей знаний пролетарской массой.
Я мог бы привести свидетельства очевидцев о реальной жизни, проливающие яркий свет на жульничество, связанное с этой кампанией. Но не буду тратить слов понапрасну – жалкие результаты и так довольно хорошо известны. Культуру можно сравнить с розами, что под конец призшют и большевики. Дети могут привязать красивые розы на побеги шиповника и сказать при этом: смотрите, это же настоящий розовый куст! Но взрослые знают, что одного этого не достаточно. Культуру необходимо кропотливо взращивать от корня, и Россия в этом отношении – не исключение.
Небольшой пример немощности из другого места, касающийся хвалёного образования в Красной армии. Одному моему другу, известному университетскому профессору истории, предложили читать там лекции. Он хотел немного заработать и согласился. Ему достался предмет «Методика преподавания истории». Предполагая, что ученики – учителя народных школ, которые пришли за повышением квалификации, он начал лекцию. Однако ему сразу стало ясно, что они не понимают ни слова из того, что он говорит, и, прервав речь, он решил всё выяснить. Оказалось, что присутствующие – всего-навсего ученики двухгодичной народной школы и вообще никогда не изучали историю – а у них должен быть курс по «методике» этого предмета! Профессор, естественно, тут же постарался поменять стратегию. Он попросил самих учеников подумать и написать, что им бы хотелось услышать, – тогда он с удовольствием об этом и расскажет. Но когда профессор пришёл за результатами, дело было ничуть не лучше. Ученики заявили, что они «были не в состоянии собрать сведения о том, чего желает большинство»; а высказываться по отдельности они не хотели. И мой друг поспешно попросил разрешения уйти с порученной ему должности.
XI. Студенчество