Дилеммы XXI века

И опять я отошёл от темы. Итак: мы вступили в эпоху, которую я предсказывал в своих фантастических рассказах и романах, – в эпоху биотехнологий. Простота процедур, придающих красоту телу, привела в Соединённых Штатах к массовому распространению пластической хирургии. Женщинам в грудь вшивают силиконовые вставки, удаляют излишки жира, поднимают ягодицы. Однако когда возможен выбор пола ещё не родившихся детей, когда почти всё возможно, – это не радостная картина. Это начинает выступать из дальних рубежей фантастики, становится реальностью, тем самым теряя сказочное очарование. Возможны не только противозачаточные и убивающие зарождающуюся жизнь методы, но также возможно и клонирование, разрушение трансгенных барьеров между различными видами. Я видел живую жабу, у которой на спине была выращена раковина человеческого уха. Это, вероятно, неприятно для жабы, но для людей, которые смотрят и представляют себе, что из этого будет, – ещё более неприятно. Мы узнали, что наши биологические часы определяются наследственностью. У мышей обнаружили так называемый ген верности, который принуждает мышь-самца быть верным своей подруге. Представьте себе мужчину, склонного к донжуанству, которому внедряют ген, принуждающий к верности. Такого рода биохимическое и генетическое принуждение – даже к желательному поведению – представляется мне неуместным. Конечно, если бы генетические операции обеспечивали, чтобы у таких людей, как я, лысых, вырастали волосы или зубы, – это было бы неплохо!

Возможности, которые реализуются, требуют законодательного оформления. Тем временем опыт показывает, что право плетётся в хвосте прогресса, и всем известно, как общество относится к соблюдению законов. Когда-то я стоял на улице и подумал, что если бы число автомобилей, которые одним большим потоком мчатся по улицам, было уменьшено на количество автомобилей, приобретённых в результате незаконных сделок, то на улицах стало бы совершенно пусто. Число лиц, способных воровать, подверженных коррупции, совершающих преступные действия, возрастает. Пропорционально ли это общему росту населения? Сложно определить.

III. Современные кинематограф и телевидение

Если бы такая катастрофа, как землетрясение в Турции произошла сто лет назад, мы бы узнали об этом из газет через неделю. А теперь уже на второй день на месте присутствуют вертолёты с камерами, и сразу же всё передаётся в наш дом сквозь стеклянный экран телевизора, и через него к нам поступает поток трупов. Переизбыток ужасных сцен способствует появлению безразличия. Для среднестатистического англичанина новость, что его сосед сломал ногу, печальна примерно в той же степени, как и новость, что десять венгров утонуло в Дунае или тысяча китайцев погибла в Китае. Чем дальше, тем менее ужасно. Закон больших чисел непобедим, и поэтому нет никакого смысла убеждать нас, что жизнь индивидуумов всегда имеет одинаковую ценность.

Впечатлительность зрителей ослабляет также злоупотребление насилием в художественных фильмах. Можно составить список сюжетов и объектов, необходимых для создания телевизионного зрелища. Во-первых, необходимо несколько машин, половина из которых должна взорваться где-то по пути. Кроме того, необходимо несколько «калашниковых» и несколько компьютеров. Те, кто работает за этими компьютерами, являются очень важными действующими лицами. Остаётся ещё вопрос: зачем они все там в фильме сражаются, о чём там идёт речь? О марихуане, о кокаине, о сокровищах инков, то есть о деньгах или о чём-то, что можно обратить в деньги.

Только немецкое телевидение иногда ещё показывает сцены, в которых кто-то кого-то пристукнул из-за любви или ненависти, но и там это большая редкость. Я недавно разговаривал со своим немецким литературным агентом. Он не смотрит телевизор. Берёт в прокате старые чёрно-белые фильмы, ибо их приятно смотреть: всё легко и весело. Недавно на немецком телевидении был бенефис Хичкока. Хотя это были криминальные фильмы, но трупы там появлялись очень редко. Теперь же ставка делается на жестокость. В середине 1930-х, когда мне было 14–15 лет, поход в кино с родителями или друзьями был событием. В ключевых моментах я изо всех сил толкал своего отца локтем в бок. Человека волновали фильмы «Кинг-Конг» [1933], «Чёрная комната» [1935], хотя они и были чёрно-белыми. Теперь, чтобы кого-то привлечь в кинотеатр, нужно показать какие-нибудь массовые смертоубийства. В старых фильмах очень редко, как миндаль в торте, показывалась какая-нибудь рискованная сцена, и тогда это было нечто очень шокирующее. В современных фильмах кровь заливает нас с экранов потоками.