Дина

Кокорин подписывает мое заявление. И даже отработать две недели не просит. Просто желает удачи и говорит, что его кабинет всегда открыт на тот случай, если я захочу заехать в гости и выпить кофе.

С Дилярой тоже выходит непросто. Услышав новость о том, что кабинет вновь находится в ее самоличном распоряжении, она вдруг вскакивает из-за стола и со слезами кидается мне на шею, бормоча слова извинения и что-то о том, как сильно она будет скучать. На этот раз у меня получается по настоящему улыбнуться и даже ее обнять. Хорошая она все-таки девчонка. Хоть и редкая плакса.

Домой я приезжаю выжатая как лимон, но полностью примирившаяся с идеей о новой жизни. Покопавшись в шкафах кухонного гарнитура, нахожу там початую бутылку мерло, оставшуюся со времен моего двухмесячного затворничества, и делаю пару глотков прямо из горла. Затем, напомнив себе о том, что я как-никак все еще леди, достаю бокал и нарезаю остатки камамбера. Интересно, тот навязчивый мужик еще не распрощался с идеей заполучить меня в свое маркетинговое рабство? К нему-то Камиль точно не сунется.

Потом я неожиданно вспоминаю о Таисии. Не хотелось бы, что наша дружба омрачилась фактом того, что я подвела ее мужа, покинув очередной его проект. Кто же виноват, что Булат продает доли в бизнесе направо и налево? Да что уж теперь. Назад пути все равно нет.

Мазнув пальцем по экрану телефона, я машинально просматриваю обновления, а вернее, их отсутствие. Нет ни новых звонков, ни сообщений.

Усмехнувшись, я переворачиваю мобильный экраном вниз и неожиданно для себя всхлипываю. Звук выходит тонким и жалобным, словно мяуканье котенка.

Ничего, Дин, — бормочу я себе под нос, вытирая слезы. — Сегодня можно. Это ведь конец целой эпохи. Завтра начнется новая жизнь.

Дверной звонок, раздавшийся к тому моменту, как я допиваю второй бокал, поначалу воспринимается как галлюцинация. Лишь после того, как он повторяется, раздражающе ввинчиваясь в мозг, мне приходится встать. Я ощущаю странную досаду. Сегодняшним вечером я решила предаваться жалости к себе, и появление третьих лиц этому процессу только мешает.

Не взглянув в глазок, я резко распахиваю дверь и ошарашенно разглядываю нежданного посетителя. Им оказывается Камиль.

— И что ты, блядь, делаешь? — раздраженно выплевывает он, глядя на меня в упор. — Куда на этот раз сбегаешь?

25

Сложно подобрать слова, способные описать то, что я чувствую в этот момент. Меня словно обухом по голове огрели. Не знаю, кого я ожидала увидеть за дверью, но точно не Камиля. Даже несмотря на то, что возможный список моих посетителей по-прежнему невелик: курьер из доставки, мама с сестрой, он и Ильдар.

К счастью, на смену неверию и растерянности быстро приходит неконтролируемая злость. Кто дал ему право задавать мне такие вопросы, да еще таким тоном? Он даже не мой работодатель. Он для меня вообще никто.

— Что тебе здесь нужно? — сиплю я, с силой сдавливая дверную ручку. — У меня не проходной двор, и я больше не принимаю гостей без предупреждения.

Такой прием явно не приходится Камилю по нраву, судя по тому, как дергается его челюсть.

— Я не в гости приехал.

— Тогда в твоих интересах поскорее убрать свою руку, пока я ее не прищемила, — чеканю я и, чтобы не быть голословной, наваливаюсь грудью на дверь, демонстрируя намерение ее захлопнуть.

Не была бы я так зла, могла бы восхититься той быстротой, с которой Камиль проталкивает плечо в сокращающийся зазор, оттесняя меня в сторону.

— Сначала поговорим.

Собственная беспомощность перед лицом бесцеремонности и превосходства грубой силы срывает последний барьер, отделяющий меня от самой настоящей истерики. Я чувствую, как лицо багровеет, а уши закладывает чем-то горячим. И даже зрение на мгновение теряю. Мои нервы официально сдали.

— Какого хрена?! — визгливо выстреливает из меня. — Ты кем себя возомнил?! Кто дал тебе право вламываться в мою квартиру без позволения?!! Ты сначала спроси — хочу ли я с тобой разговаривать! Думаешь, у меня дел нет поважнее?

— Какие у тебя сейчас дела? Жалеть себя, лежа перед телеком?

Это снисходительное замечание попадает в десятку и только ухудшает положение. Самая ужасная вещь для меня — позволить другим застать себя в моменты слабости. И вдвойне ужасно, если среди них будет Камиль.

— Уйди! — по-звериному рявкаю я, глядя на него с ненавистью. — Не твое дело, чем я буду заниматься. В любом случае это лучше, чем терпеть твое присутствие.

Оставшаяся в меньшинстве разумная часть меня робко шепчет, что такие слова звучат незрело и по-детски, а грубая агрессия лишь сильнее демонстрирует мою уязвимость. Но кто к ней прислушается в состоянии готовности убивать?

К счастью, и Камиль не железный. Его лицо заметно темнеет, а кадык на шее готов вспороть кожу.

— У тебя похмелье после вчерашнего?! Чего ты, блядь, орешь как полоумная?

— Не. Твое. Мамонтячье. Дело, — охрипнув от зашкаливающих эмоций, выплевываю я в ответ.