Динамическая сущность характерологии В. О. Пелевина

Я. Шапиро выделяет «мифологические» (эзотерические) типы персонажей: Мардук, Иштар, Вотан с Локи, вервольфы с волколаками… Л. Каганов говорит об одухотворении окружающего мира. В связи с этим можно выделить группу героев, в которой действующее лицо не человек, а предмет или животное, но наделённое качествами такового: «пресловутые насекомые», «ностальгические цыплята», «кошки» или «оборотни», «разумные сараи» [222].

Л. Рубинштейн, Е. Ямпольская, Л. Каганов замечают, что типы героев Пелевина – «старые», то есть наблюдается повторяемость типов героев в творчестве писателя: типы героев «кочуют» из произведения в произведение. На одну из таких устойчивых групп: «новый русский» тип («братки») – обращают внимание А. Генис и Д. Быков. Быков отмечает общее свойство этих героев – их трогательность, Генис анализирует язык этих персонажей. А. Минкевич рассматривает другую устойчивую группу персонажей писателя – «чечены». Эти герои «построены» из массовых стереотипов современных людей, их упрощённых представлений о реальности, сложившихся, не в последнюю очередь, с помощью СМИ.

А. Щербин и В. Шохина ищут прототипы персонажей, их истоки и определяют их место в системе поэтики произведения. А. Цыганов говорит о некой универсальной абстрактности персонажей: писателем исследуется «универсальная» глубина человеческой души, героем стал «любой человек, часто выпадающий из социальной среды, человек сам по себе, безотносительно к эпохе и социальной группе… человек непонятного времени». Связь же персонажей с реальными историческими лицами стушёвывается:

«сущность и поведение героев вымышлено,образы их лишены исторического правдоподобия» [216].

Отдельные критики рассматривают персонажей по гендерным признакам (Л. Пирогов, Е. Ямпольская).

И. Гетмановский пишет об актуальности персонажей современной реальной российской жизни: бизнесмены, бандиты, телеведущие… Отмечает «естественную» точность человеческих типажей. Но характеристика Гетмановского чересчур однолинейна, он слишком буквально понимает острые, тонкие моменты прозы Пелевина, не улавливая постмодернистской игры и философского подтекста. Л. Рубинштейн, Л. Каганов, Д. Ланин, М. Свердлов, а также ряд других критиков видят в главном герое писателя интеллигента («бывшего», «нового русского интеллигента») из уходящей эпохи. С. Корнев акцентирует внимание на сюжетной функции главного героя, говоря, что тот – «интеллектуальный кладоискатель» и остаётся таким даже в ситуации конца света. Цинизм пелевинского героя отмечает целый ряд критиков: И. Роднянская, Л. Рубинштейн, А. Кащеев. Оригинален идеал главного героя Пелевина, выведенный А. Кащеевым: это человек послереволюционной эпохи – «японец, прошедший полную смену внутренней системы идеалов, состоящий из пустоты, с которой он постоянно конфликтует. Перевёрнутость его сознания вполне оправдана политическими катаклизмами: революция, гражданская война» [115].

Отдельные критики описывают художественные приёмы, с помощью которых писатель создаёт своих героев. Б. Парамонов пишет об использовании альтернативных элементов (кадров), которые даны не в линейной последовательности развернутого до конца сначала одного, потом второго сюжета, а «на высокой частоте переменного тока: каждый кадр сменяется альтернативным; маркер для опознания – та или иная одежда героя или причёска героини». Этот приём с полной отчётливостью наблюдается в «Принце Госплана», в «Жизни насекомых», в «Тарзанке». А. Кащеев описывает методику создания персонажей: сначала формирование персонажа, его образа, затем его разрушение, когда грань между первой и второй фазой зачастую составляет всего одно слово. С. Некрасов объясняет, что за счёт демонстрации базовых конструкций сознания героев, возникает чувство «доверительной близости» к персонажам В. О. Пелевина. Схожи рассуждения К. Макеева и А. Гениса: герой находится одновременно в двух мирах, кроме того, Генис видит «функциональное» для этого буддийское (философское) наполнение героев, замечает контрасты, образующие героев и сам художественный мир Пелевина, отмечает «тему границы» в его творчестве.