Династическая политика императора Константина Великого

После постепенного разрыва Константина с традициями тетрархии и падения Максимиана в 310 году Констанций Хлор единолично занимает положение auctor imperii для своего сына. Панегирист 310 года, обращаясь к Константину, пространно рассказывает о правлении его отца (Pan. Lat. 7.4–8). Панегирист 313 года при сравнении Константина с Максенцием особенно подчеркивает, что первый был «сыном благочестивого Констанция» (Pan. Lat. 9.4.3; также 9.4.1; 4.4; 24.4). Важным элементом является акцент, сделанный панегиристами на внешнем сходстве Констанция и Константина (Pan. Lat. 6.14.5; 7.4.3–4). Панегирист 310 года доходит даже до того, чтобы подчеркнуть присутствующий на лице Константина тот же «стыдливый румянец» (Pan. Lat. 7.4.4), который в 297 году прославил его коллега в панегирике Констанцию (Pan. Lat. IV.19.3). Нельзя не обратить внимания на тот факт, что сохранившиеся портреты Константина Великого действительно содержат характерные черты, которые мы можем обнаружить в идентифицируемых портретах Констанция Хлора, – нос с ярко выраженной горбинкой (ставший, по замечанию Дж. Бардилла, своего рода «визитной карточкой» дома Константина[294]) и тяжелый подбородок.

Монеты Константина, впрочем, нечасто обращаются к образу Констанция. После его прославления в связи с обожествлением (о чем мы говорили выше) он вновь появится на монетах в 317^_318 гг. в той же самой серии монет[295], что и Клавдий Готский и Максимиан Геркулий. Монетные легенды именуют его optimus imperator (наилучший) и pius (благочестивый). Первый эпитет в равной степени применялся к Клавдию Готскому и Максимиану Геркулию; optimus величался и сам Константин[296]. Эпитет pius, как кажется, был связан персонально с Констанцием, так как его несколько раз применяют по отношению к этому императоры панегиристы (Pan. Lat. 7.14.4; 9.4.3). Встречаем мы его и в надписях, где Константин назван сыном «божественного Констанция Благочестивого» (AE 2011, 709; CIL V.8109; CIL IX.5987; X.6937; 6843; 6856; 6874 etc.).

Самостоятельных надписей в честь Констанция Хлора мы от времени правления его сына не имеем – это тем более примечательно на фоне наличия надписей в честь матери Константина, Елены (о которых поговорим в своем месте). Монетная чеканка 317–318 гг. становится последней массовой акцией, в которой образ Констанция был широко задействован. Далее мы встречаем его в надписях, посвященных членам семьи Константина. В качестве характерного примера приведем перевод фрагмента надписи из Рима[297] в честь Криспа, старшего сына Константина Великого:

«Флавию Валерию (sic!)[298] Криспу, знатнейшему цезарю, сыну господина нашего Константина, величайшего и непобедимого вечно августа, и внуку божественного Констанция.» (CIL VI.1133 = ILS 716).

Таким образом, Констанций Хлор занимает почетное место предка династии Константина; его появление в надписях статусно подчеркивает того члена династии, которому соответствующая надпись адресована (сам Константин, его сыновья, его мать).

Панегирик Назария, произнесенный в Риме в 321 году[299], изображает самого Константина отцом двух цезарей – Криспа и Константина-мл. Таким образом, император постепенно отходит от образа «сына своего отца» и входит в самостоятельную роль отца правящего дома. Отметим также, что применительно ко второй половине правления Константина у нас есть сведения о широкой кампании по прославлению матери Константина, Елены. На ней мы сможем сосредоточиться позже; пока отметим тот факт, что в ее честь, например, в Константинополе была воздвигнута статуя[300], существование которой надежно зафиксировано источниками. Сведений об установке статуи в честь Констанция Хлора у нас нет; не появляется он и среди исторических персонажей, которые были увековечены в скульптурных памятниках города Константинополя согласно данным PSCh. Примечательным является и тот факт, что нет сведений о том, где Констанций Хлор был похоронен – как справедливо отмечает М. Дж. Джонсон[301], известно лишь о факте его обожествления и почетного погребения. Однако ни один источник не указывает, что Константин перенес его тело в Рим или Константинополь, хотя в обоих городах устроил для себя гробницы[302] (а предназначенный для этой цели храм Св. Апостолов в Константинополе стал императорской усыпальницей). Таким образом, мы должны сделать вывод, что в эпоху единоличного правления Константина, когда легитимность его власти уже не нуждалась ни в каких обоснованиях, образ Констанция отходит на второй план. Чем это объясняется? Вряд ли будет обоснованно спекулировать на теме отношения самого Константина Великого к своему отцу. С практической точки зрения это можно объяснить тем фактом, что Константин сам стал отцом будущих императоров и сильная мужская фигура не должна была его заслонять.