Читаем Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма полностью

Из Египта Клеопатра наблюдала за широкомасштабной борьбой, которая разыгралась в римском мире после смерти Цезаря. До тех пор пока Антоний и Октавиан, ратовавшие за дело покойного диктатора, не смогли успешно вмешаться в дела Восточного Средиземноморья, сенаторские войска в этом регионе под командованием Брута и Кассия имели превосходство на поле боя. Дело Цезаря на Востоке представлял вспыльчивый и неумелый Долабелла, и римские легионы, которые с весны 47 года до н. э. постоянно стояли гарнизоном в Египте, под началом Аллиена выступили, чтобы соединиться с ним в Азии, но в Сирии примкнули к другой стороне и вместо Долабеллы присоединились к Кассию. В июле 43 года до н. э. Долабелла совершил самоубийство в сирийской Лаодикее, чтобы не попасть в руки врага. Клеопатра не оказала помощь Долабелле, хотя душой она наверняка была на стороне защитников дела Цезаря, если позволяла своим чувствам не зависеть от политических соображений. Она упорно игнорировала просьбы Кассия отправить ему на подмогу египетский флот, который считался весьма внушительным. Когда Антоний и Октавиан наконец одержали победу на поле при Филиппах (осенью 42 года до н. э.), царица Египта не сделала ничего, чтобы помочь победившей или проигравшей стороне. До тех пор пока исход противостояния не решился, ее политика бездействия казалась безопасной и благоразумной, но теперь ей угрожал гнев победителей, которые, возможно не без оснований, ожидали от нее большей заинтересованности в деле ее великого возлюбленного. Но у Клеопатры был свой способ вмешательства в мировые конфликты — заметить того, кто находился на пути к успеху, привязать его к себе и подчинить его собственным целям.

Победа при Филиппах сделала Марка Антония правителем восточной части римского мира. Через несколько месяцев после битвы в Эфесе его уже прославляли как воплощенного бога Диониса. Клеопатра не предпринимала никаких шагов, чтобы связаться с Антонием или оправдаться перед ним, пока он сам, спровоцированный ее молчанием, не послал к ней своего распутного друга Квинта Дел-лия[715] с предложением встретиться с Антонием в Киликии.

Тогда Клеопатра отправилась в путь, чтобы завоевать Марка Антония силой своего оружия. Великолепный корабль плыл по реке Кидн, неся новую Афродиту в окружении маленьких купидонов, нереид и граций навстречу новому Дионису. Свита, как следует ожидать и как показывает Магаффи, была полностью греческой, а не египетской. В Тарсе Клеопатра одержала решительную победу, такую же, как Антоний с Октавианом одержали при Филиппах. Она снова стала любовницей самого влиятельного человека в мире — или, по крайней мере, одного из самых влиятельных. Антоний был готов использовать все свое могущество, чтобы способствовать реализации ее целей. Однако было бы ошибкой видеть в связи Антония и Клеопатры ту романтичность и рыцарство, которые у современных людей ассоциируются с любовью. В «этом жестком языческом мире», как следует из откровенной грубости, с какой сам Антоний рассказывает о своих отношениях с Клеопатрой в одном из писем к Октавиану[716], все эти вещи не окружал такой преобразующий их ореол. Такое впечатление, что Антоний даже испытывал вульгарную гордость из-за того, что ему доставляла удовольствие настоящая царица; ведь его первая жена-римлянка была дочерью вольноотпущенника, тогдашняя жена-римлянка, ужасная Фульвия, имела плебейское происхождение, а в сонме его случайных любовниц были одни актрисы и заурядные проститутки. Но он делал почти все, чего желала Клеопатра; и с ее точки зрения это было самое важное.

Он действительно потребовал от нее объяснений, почему она не оказала им никакой помощи до битвы при Филиппах. У Клеопатры была наготове чисто женская отговорка, безусловно подействовавшая гораздо эффективнее любого серьезного политического аргумента. На самом деле она пыталась прийти на помощь. Она лично отправилась в путь с египетским флотом, но разыгралось такое страшное ненастье, и она так ужасно разболелась[717]. И после этого Антоний стал выполнять ее просьбы. Прежде всего, ей понадобилось убить нескольких человек, уничтожить или доставить ей сестру, Арсиною, которая, с тех пор как ее пленницей провели по римским улицам, нашла убежище в эфесском храме Артемиды, где ее и убили, чтобы утолить неугасимую ненависть Клеопатры; юношу в Араде, который заявлял, что он ее пропавший брат Птолемей XII; Серапиона, правителя Кипра, ставленника Птолемеев, за то, что он оказал помощь Кассию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки древнего Египта

Строительство и архитектура в Древнем Египте
Строительство и архитектура в Древнем Египте

Авторы этой книги впервые рассказывают о методах строительства и особенностях архитектуры Древнего Египта, основываясь на реальных законах строительной практики и достижениях человеческого разума. Приводят подробную характеристику древнейших способов добычи и транспортировки камня, заложения фундаментов, создания лестниц и колонн, обтесывания и укладки блоков, возведения и облицовки пирамид, создания настенных рельефов и росписей. Помимо этого они дают читателям уникальную возможность ознакомиться с принципами и приемами судостроения времен фараонов, которые в литературе практически не описаны.Более 200 фотографий, схем и рисунков помогают воссоздать яркую картину древнего монументального зодчества и делают книгу неоценимым подспорьем для всех, кто изучает Древний Египет, а также историю строительства и архитектуры.

Рекс Энгельбах , Сомерс Кларк

Искусство и Дизайн / История / Прочее / Техника / Архитектура

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное