Динка прощается с детством

Сыщик, теряя терпенье, захлопнул папку.

- Мы еще поговорим с вами, Бессмертный, без свидетелей! - пригрозил он.

- Это можно, - затягиваясь дымом, согласился Ефим.

На террасе прошлепали босые ноги, и Марьяна в подоткнутой юбке с кринкой молока в руках остановилась на пороге.

- Здравствуйте, - смущенно поздоровалась она, ставя на стол кринку с молоком. - А я бачу, гость приехал, ну, думаю, треба гостям молочка тепленького отнести!..

- Кто такая? - отрывисто спросил сыщик. - Откуда молоко? Где живешь?

- Да не лякайтесь вы, то моя жинка, зовут Марьяной, а хвамилия у нас с нею, известно, одинаковая! - усмехнулся Ефим.

- Ну что ж! Это очень хорошо. А скажи-ка, Марьяна, давно в твоей хате проживает солдат Ничипор? - прищурившись, спросил сыщик.

- Как это проживает? - поднял брови Ефим.

- Я спрашиваю не вас, а вашу жинку. Отвечайте, Марьяна! - прикрикнул сыщик.

Марьяна в замешательстве глядела на мужа.

- Это за якого ж солдата речь, Ефим? - нерешительно спросила она.

- А вот за того, что пропал. Ну конечно, они как полиция разыскивают человека, ну, значит, и спрашивают, не бачил ли его кто.

- Я спрашиваю: сколько времени этот солдат жил в вашей хате и где он сейчас?

Марьяна махнула рукой.

- Я за это дело ничего не знаю. В нашей хате он не был, и зараз его немае!

- Петров! - крикнул сыщик. - Останьтесь здесь! А ну-ка, Ефим, пройдем в вашу хату! Нет-нет, Марьяна нам не нужна, пусть посидит здесь!

- Ну, а я ж не хозяйка, может, вы захочете того солдата в курятнике искать, потому как там гнезда, где куры несутся, и опять же квочки с цыплятами. Нет уж, нехай и жинка идет! Вона сама свое хозяйство знает!

- Ну хорошо, хорошо! Пусть идет! Может, вдвоем вы будете сговорчивей!

- А конечно, что сговорчивей! Ведь так и в евангелии говорится, что муж и жена - одна сатана! - бубнил Ефим.

- В евангелии этого нет. И вы будьте поосторожней, Ефим Бессмертный: за решетку попасть мужику легко, а выбраться оттуда трудно, - запугивал сыщик, идя по аллее рядом с Ефимом и Марьяной.

Обыск продолжался часа три. Сыщик и Петров перерыли на хуторе все вещи, перелистали все книги. Сыщик придрался к старенькому глобусу, на котором всю обширную площадь, занимаемую Россией, Динка обвела красным карандашом.

- Зачем вы это сделали? - спросил сыщик.

- Из патриотических чувств, - ответила Динка.

Пришлось уехать ни с чем.

Проводив неожиданных "гостей", Арсеньевы молча сидели за столом в разгромленной комнате, среди сваленных на пол вещей и книг. Оживленная тем, что все кончилось благополучно, Марьяна, разливая по чашкам молоко, без умолку рассказывала, как сыщик лазил в ее скрыню и на сеновал искать солдата.

- А Ефим ще подначивал его: ищите, каже, ищите, бо пропал человек, як сгинул! Ой, смех!..

Но смеха не было, Арсеньевы сидели перед налитыми доверху чашками, не прикасаясь к еде. Ефим понимал их тяжелое состояние.

- А ну приберись маленько, Марьяна, - шепнул он жене и начал рассказывать, как боялся везти в лес солдата и приезжего железнодорожника и какие чудеса увидел он в старой корчме. Рассказывая, он то и дело повторял: - Достойные хлопцы, нема чего сказать! А этот черный - так что-то особенное! Я спрашиваю: "Как же зовут, тебя, хлопче? То ты прозываешься Цыган, то Жук, га?" А он так усмехнулся, да и каже: "Я - Жук, я теперь Жук!"

На этих словах Динка подняла голову и улыбнулась, а Марина недовольно сказала:

- Надо узнать его настоящее имя, зачем давать человеку какие-то клички!

Мышка молчала. Худенькое личико ее заострилось, с губ не сходило брезгливое выражение. Неожиданно во время рассказа Ефима она уронила голову на стол и разрыдалась.

- Я не могу тут жить, мама! Они опоганили наш хутор! Все, все здесь опоганили! Уедем в город, мама! - по-детски всхлипывая, повторяла она.

- Хорошо, Мышка! Мы уедем, уедем, успокойся! Надо только подумать, как переправить в город приезжего товарища и солдата, - утешала ее мать.

- А чего там думать! У них место хорошее, пускай день-два посидят, а там я их через Пущу-Водицу отвезу в город! Вот и все дела! А плакать, Анджилка, из-за кажного поганого человека тоже нельзя, голубка моя! Мало ли их на свете? А ты так понимай: поганых двое, а хороших втрое! Вот тебе и вся арифметика! уговаривал Ефим, как всегда путая имя Мышки и называя ее то Анджилкой, то Анжелинкой.

Прощаясь, он строго посмотрел на свою Марьяну и поднял вверх корявый палец:

- А ты, жинка моя Марьяна, помни: где что увидела, услышала у нас в доме або я говорил - молчи! Завсегда и везде молчи, як в рот воды набрала! И что я про корчму рассказывал, и какой красавчик Иоська, и кто в лесу на скрипке играет - молчи!

- Та чи я сумасшедшая? - всплеснула руками Марьяна. - Або я лютый ворог самой себе?

- Ну вот и молчи. Пойдем, надо людям отдых дать.

Когда они ушли, Марина открыла все окна. Освеженная дождем зелень грелась на ярком утреннем солнце, издавая свежий запах влажной травы и листьев. Земля отдыхала, жадно впитывая обильно пролившиеся капли дождя.