Динка прощается с детством

- А это все та же моя одноглазая Прима? Сколько же ей лет сейчас? - Он с видом знатока смотрит зубы лошади, поднимает копыта, гладит ее блестящую шерсть. - Лошадь в прекрасном состоянии! Кто же это за ней так ухаживает?

- Зимой Ефим, а летом я сама и купаю ее и чищу, - с гордостью говорит Динка.

- Какой это Ефим? - хмурясь, спрашивает пан, обернувшись к приказчику.

- Это ихний сосед, Ефим Бессмертный, он рядом с ними живет, - заискивающе поясняет Павло.

Пан Песковский полуполяк, полуукраинец, он называет Динку панночкой, по-польски, но говорит чисто по-русски; на нем вышитая украинская рубашка, высокие сапоги и накинутый на плечи синий жупан.

"Как только что из украинского театра, - придя в себя, думает Динка. Настоящий театральный пан, и лицо такое холеное, панское, только усов нет и волосы редкие". И держится пан как на сцене, высокий, плечистый; рядом с ним приказчик Павло кажется таким низкорослым и плюгавеньким, что Динке даже не верится, что он, как говорят люди, гнет подковы руками.

- А панна все такой же лихой наездник? - улыбаясь, спрашивает пан Песковский и, не давая Динке ответить, быстро добавляет: - Но теперь уже нужно ездить в седле. У меня есть английское дамское седло. Я сегодня же, на правах соседа, пришлю его вам.

- Нет, спасибо! Я не умею ездить в седле! Я уже привыкла! - мотает головой Динка.

- Да это же очень удобно. Я могу дать вам несколько уроков, и потом... это же гораздо приличнее для молоденькой панны!

Динка снова вспыхивает краской стыда и злости.

- А я не хочу! Я буду ездить так, как езжу! - сердито и упрямо говорит она, дергая поводья. Но пан поспешно останавливает лошадь.

- Одну минутку! Я же не хотел вас обидеть, - удивленно глядя на нее, говорит пан. - И я не предлагаю вам покупать у меня седло, я с удовольствием отдам его вам, потому что в моем доме нет женщин и мне оно совершенно лишнее. Так за что же вы рассердились?

- Да нет, я не рассердилась! Просто я не могу ездить боком! Ну чего это ради...

Но пан Песковский прерывает ее слова громким хохотом и. придерживая ее руки с поводьями, весело говорит сквозь смех:

- Ну в следующий раз я буду осторожнее!

- А следующего раза не будет, - сухо говорит Динка. - Я не люблю, когда надо мной смеются! - Она резко дергает поводья, и Прима, вскинув задние ноги, с места берет в галоп.

Пан Песковский еще что-то кричит ей вслед, но Динка, не оглядываясь, вылетает со двора экономии.

"Черт бы его подрал с его седлом! И чего он пристал ко мне, старый дурак!"

Пан Песковский совсем еще не старый, но у него на висках заезды - это значит лысый; а лысый - это все равно что старый. Но Динка ругается не оттого, что пан лысый, и не оттого, что он предлагал ей седло. Динка недовольна собой. Во-первых, она вела себя невежливо и глупо, а во-вторых, юбка у нее не натягивается на коленки, а она уже взрослая. И хотя ей на все наплевать, но для верховой езды надо сшить штаны, об этом уже говорили ей и мама и Мышка. А еще мама давно мечтала купить дамское седло, и можно было не брать его у пана даром, а просто дешево купить, а теперь уже поздно... Недовольная собой, Динка ругает пана, и, хотя сначала пан даже польстил ей, назвав "синеглазой панночкой", она вдруг обернулась ведьмой.

- Ну ничего, все-таки я ему показала, что я взрослый человек и смеяться над собой не позволю! - утешает себя Динка, подъезжая к хутору.

А Мышка давно уже стоит на крыльце и смотрит на дорогу. Завидев ее, Динка моментально забывает свою встречу с паном и весело машет письмом.

- От Васи! От Васи! - кричит она

- А от мамы? - подбегая, спрашивает Мышка.

- От мамы ничего нет!

* * *

Мышка читала Васино письмо долго и внимательно. Динка, стоя около стола, пила молоко и, закусывая его горбушкой хлеба, нетерпеливо поглядывала на сестру. Наконец Мышка опустила на колени письмо и озабоченно сказала:

- Не сносить ему головы. С одной стороны, война, передовые позиции, а с другой... - Она протянула Динке письмо: - На, читай.

Письмо было написано так, как было заранее условлено, и сестры читали его между строк. После первых приветов маме, Динке, Лене и Ефиму с Марьяной и после нежного обращения к Мышке, которую Вася называл "утешительницей скорбящих", шло невинное с виду описание природы.

"Земля здесь богатая, - писал Вася, - колосья растут и поднимаются с каждым днем. Правда, кое-где они так прибиты и затоптаны, что их трудно вытащить из грязи, но в основном обещается хороший урожай. Так едешь по полю, ширится земля, впереди блестит солнце, и никому не хочется умирать. Но на войне как на войне, можно нарваться и на врага, так уже случалось не раз. Не со мной, но на моих глазах... Что поделаешь, солдат есть солдат".

Динка задумалась.

- "Колосья растут и поднимаются с каждым днем", - повторила она. - Так надо радоваться! Ведь это значит, что солдаты становятся с каждым днем сознательнее. А что Вася рискует, так это мы всегда знали!

- Вася проводит с солдатами беседы, он может неосторожно увлечься. А ты думаешь, на фронте мало шпиков и провокаторов? - волнуясь, сказала Мышка.