Динка прощается с детством

- Вот такочки, скоком, боком! - срывается с места Федорка и, притопывая босыми пятками, кружится вместе с подругой. - Ой, запарилась! - хохоча и обмахиваясь платочком, говорит она через минуту и с любопытством спрашивает: А о чем ты с паном балакала? Я бачила с крыльца, как он смеялся с тобой!

- Да ну его! - отмахиваясь от неприятного воспоминания, говорит Динка. Он мне седло предлагал!

- Седло? - пожимает плечами Федорка. - А на что оно тебе?

- Вот именно! На что оно мне? Так, дурацкий разговор!

- Слухай... - придвигаясь ближе, таинственно говорит Федорка, и глаза ее в наступающих сумерках блестят озорными огоньками. - А колысь наш пан дуже охочий был до красивых девчат... Бывало, придут до моей матки бабы и давай рассказывать, яки тут гулянки были! И девчата на те гулянки, як пчелы на мед, слетались. Ну он, конечно, молодой тогда был, красивый.

- А теперь лысый, - перебивает Динка,

- Ну конечно, ему уже за тридцать сейчас. А раньше, кажуть бабы, заедет он со своим Павлухой в село, тут у них и вино, и конхветы, и орехи... Никому отказу нету. Нагуляются добре, а станут уезжать, подсадит пан самую красивую девку и скачут в усадьбу...

Федорка прыскает в платочек, но Динка хмуро спрашивает: - А эта девка... плачет?

- А с чего ей плакать? Это ж гульня! Ну, а яка дивчина своего парубка имеет, той он и свадьбу справит... А с которой дня три погуляет, той еще и корову даст одну або две...

- Коровы? Увезет, а потом коровы... - возмущается Динка.

- Вот ты яка непонятлива! Я ж тебе кажу, что тут и любовь была. А одна даже так влюбилась, что с полгода прожила в усадьбе, а потом уж не знаю, что там Павло ей набрехал, только одного разу поехал пан в город, а она, бидна, в речке утопилась...

- Совсем? Насмерть? - испуганно спрашивает Динка.

- Ну конечно, что насмерть. Як бы люди видели, то вытащили бы, а она своего виду не показала, да и бросилась тишком.

- Ну, а что же... пан? - с ужасом спрашивает Динка.

- Да то уже давно было... Только маты моя добре помнят... Як вернулся пан с городу - бумаги якие-то або паспорт для заграницы выправлял, - ну, вернулся, а вона уже мертвая в хате у матки своей лежит. Дак пан зараз на коня да и туда... Схватився отак за голову... "Что ты, каже, наделала, что наделала..."

- Подлец он, и больше ничего! - топает ногой Динка.

- Ой, что ты! - укоризненно качает головой Федорка. - Не можно так, Диночка... Маты кажуть, что он три дня над ней убивался, белый был, как та стена. А потом два года за границею прожил, а как вернулся, то все гулянки кончил. Ну, як подменили его! И жениться не женится, и с девчатами не гуляет, и хозяйство все на Павлуху бросил... А уж Павло - вот это сама что ни на есть погана людына! Издевается над людьми як хочет! А к пану пойдешь, он и слухать тебя не будет! Вот и правду приказка есть такая: "Не так пан, як его пидпанок!" - глубокомысленно закончила Федорка и вдруг, словно перекинув мостик от чужого горя к своему, подперла щеку рукой и тихонько, по-бабьи, запричитала: - А мени ж горе, голубонька моя, такэ горе, что не знаю, куда и податься...

- Подожди, - дергает ее за рукав Динка. - Скажи лучше, за что тебя мать била?

- Ой, била... Так же била, голубонька моя! Навернула косы на руку, да по всей хате тягала... - всхлипнув, жалуется Федорка.

- Да за что? За того старого дурня, что к тебе сватается?

- За его да за Дмитро... Бо маты хочут, чтоб я замуж пошла, бо тот хоть и старый, да богатый: у него мельница, он моей матке два мешка белой муки обещал, абы я за него пошла. А куда я пойду? Он же вдовый, жинка его померла и троих сирот ему оставила. На що ж мени чужих детей нянчить? И на кого ж я Дмитро покину, пропадет он без меня, як тая былинка в поле... Ой, Диночка, голубка моя, такое мне горе от того старого черта! Повадился он к нам в хату кажну субботу. Всю зиму спокоя не было, а сейчас и вовсе никакой жизни нету.

- А чего ж ты мне сразу не сказала, как я приехала? - удивляется Динка.

- Матка не велела, - сморкаясь и вытирая платком глаза, говорит Федорка. Ну, я и побоялась сразу тебе сказать. У Динки, думаю себе, закипит сердце, начнет она мою матку ругать, и нема будет кому вареники есть, а я ж их с утра ле-пи-ла... - снова всхлипывает Федорка.

Динка молча хмурит брови и усиленно качает ногой, как рассерженная кошка хвостом, и глаза у нее злые, колючие, как хвойные иголки... Но ничего, ничего, она со всеми расправится.

- Вот что, Федорка. Я сама приду к тебе в эту субботу, и не я буду, если твой старый дурень еще когда-нибудь сунется в вашу хату... Поняла? - строго говорит Динка плачущей подруге.

- Эге... Поняла, - бормочет, оробев от ее воинственного тона, Федорка. Только... что ж ты ему зробишь?

- Что зроблю, то зроблю, - круто обрывает ее Динка. - А теперь иди домой и больше не плачь, да не спорь с матерью. Что бы она ни сказала - молчи. Молчи до субботы! И считай, что этого мучного жениха у тебя уже нет! Тю-тю! - весело заканчивает Динка, чмокая подругу в мокрую щеку.