Динка прощается с детством

- Нет, это не много, это совсем не много! Ведь это будут не только наши дети, Лень! Это просто всякие дети! И они так перемешаются, что мы даже не отличим, где свои, где чужие. А как им будет хорошо, Лень! Мы отдадим им весь этот луг, и никто не посмеет сказать, что здесь нельзя бегать и топтать траву, никто не будет читать им длинные нотации, потому что с нашими детьми никогда не будет ни одного взрослого.

- Ни одного взрослого? - удивляется Леня.

- Ни одного, ни одного! - решительно заявляет Динка. - Взрослые часто не понимают детей. Нет-нет, я никогда не допущу к ним взрослых людей! Мои дети будут сами устраивать свою жизнь! Они сами будут драться и мириться! Дети скоро забывают обиды, а когда вмешиваются взрослые, то даже случайная драка переходит в большую ссору... Взрослые любят во всем копаться и учат детей злопамятности. Взрослые - это говорильня, а ребенок - человек действия! Он такой родился, таким и должен остаться!..

- Но ведь родители - это те же взрослые... - недоумевает Леня.

- Родители?

Лицо у Динки делается настороженным, черточки бровей взлетают вверх.

Родители... Этот трудный вопрос застает ее врасплох. Родители бывают разные: бывают хорошие, бывают плохие. Что делать с плохими?

- Ну, родители тоже не очень-то разгуляются после революции! - на всякий случай заключает она.

Но на лице ее появляется озабоченное выражение, и Лене хочется вернуть ей радость мечты.

- Ну, с родителями, конечно, разберутся, - успокоительно говорит он. - А вот ты что представь себе! Ведь все дети пойдут учиться...

- Конечно, и взрослые, и дети... - мгновенно оживляется Динка. - И может быть, Лень, в одно какое-то утро мы вдруг увидим, как все дети идут по улице... с книжками! Много, много детей. Это правда или сказка, Лень?

- Это правда, Макака! - торжественно подтверждает Леня.

- И в деревне и в городе, Лень? Все дети, во всей нашей стране? взволнованно допрашивает Динка.

- Все, все дети... - кивает головой Леня.

- И на улицах не будет уже нищих, не будет разных, голодных сирот? Это правда, Лень?

- Конечно, правда, Макака. Ведь ради чего же борются люди? Может, не сразу... Но если все будут работать, то откуда возьмутся нищие?..

- Я буду работать, Лень, я буду так работать, что с меня пух будет лететь! - клянется Динка. - И драться я тоже буду! Рядом с тобой буду драться! Ведь за революцию еще надо драться!

- Ну что ж! Будем драться! - задорно говорит Леня, распрямляя плечи. - В городе - с капиталистами, в деревне - с помещиками и всякими Матюшкиными...

- О Лень! Вот когда от Матюшкиных одно мокрое место останется, одни тараканьи усы, - с дрожью в голосе говорит Динка и смеется счастливым, беспричинным смехом от переполняющей ее радости. Н Леня тоже смеется...

Но утро, лучшее в жизни утро, уже кончается, и от дома слышится голос Мышки:

- Ау, Лень! Ау, Динка!..

- Пойдем, - говорит Динка и с сожалением оглядывается на луг. Ей кажется, она только что видела в густой траве белые шапочки детей, а сейчас это уже только ромашки...

Глава тридцать вторая

НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ И ЛЮДИ...

- Ау, Леня! - чуть доносится от террасы слабенький голос Мышки.

- Эгей, гей, Динка! - звонко перебивает его крепкий, задорный голос Федорки.

Белый платочек ныряет в зелени кустов, в густом малиннике, около пруда. То дальше, то ближе слышится голос Федорки в разных уголках хутора, но Леня и Динка не спешат. Они идут, крепко обнявшись и глядя в глаза друг другу... Сегодня вся земля, как прекрасный необитаемый остров, принадлежит только им. На свете нет даже Пятницы, который мог бы неожиданно появиться из кустов, и самые умные слова не стоят тех волшебных слов, которые они говорят друг другу.

- Я люблю тебя...

- И я...

- Ты еще не знаешь, что такое любовь.

- Нет, я знаю... Только скажи мне, как она начинается?

- Я люблю тебя давно. Мне кажется, я родился с этой любовью...

- Как странно. Ведь меня тогда еще не было на свете.

- Все равно я уже любил тебя...

- И я пришла. Ведь это было чудо. А мы могли бы не встретиться.

- Нет-нет! Это не могло быть, я бы все равно нашел тебя!

- Никогда не встретиться... Как страшно! Поцелуй меня скорей. Как тогда...

- А что, если ты рассердишься?

- Я не рассержусь. Только не очень долго, а то у меня разорвется сердце...

Сердце, сердце... Откуда оно взялось, это сердце? Его как будто не было до сих пор, а теперь оно бьется и замирает, как на качелях.

- Эгей! Динка! Динка!..

Нет, они не слышат. В волосах Динки звенят луговые колокольчики, на губах ее чистый, как родниковая вода, сладкий, сладкий поцелуй. Так не целуются дети, потому что они еще не научились; так не целуются взрослые, потому что они давно разучились; так не целуются брат с сестрой, потому что у них не бьется сердце. Так целуются только те, кто впервые открыл чудо любви...

Но жизнь врывается и на необитаемый остров, взмахивая вышитыми рукавами, она выбегает на луговую тропинку.

- О! Дывысь! Я их шукаю, бегаю по всему хутору, а они идуть обнявшись, як жених з невестою!

- Федорка... - удивленно шепчет Динка.

- Федорка! - строго говорит Леня.