Диоген

Не правда ли, каждая следующая фигура все больше напоминает шарлатана? Идем дальше. Современник Менедема Менипп, родом из Гадары, города в Палестине. Он «был по происхождению финикиец и даже раб… Но, по неуемным своим просьбам, внушенным жадностью, ему удалось сделаться гражданином Фив… Он занимался суточными ссудами и за это даже получил прозвище. Он ссужал деньги корабельщикам, брал страховку и накопил большое богатство; но в конце концов стал жертвой злоумышленников, впал в отчаянье и удавился» (Диоген Лаэртский. VI. 99—100).

Последователь Диогена и Кратета, по жадности своей занимающийся ростовщичеством и покончивший с собой из-за потери денег (в то время как Кратет с большими деньгами без сожаления расстался). Вымоливший себе гражданство в одном из греческих полисов (в то время как Диоген жил изгоем без гражданства и гордился этим). Как говорится, комментарии тут излишни. Снова и снова поневоле вертится на языке: ну и киник… И куда тут уйти от мысли о деградации школы?

Впрочем, Менипп обладал писательским талантом. На этом поприще он больше всего прославился тем, что стал создателем нового литературного жанра — менипповой сатиры (мениппеи). «Этот бурлескный жанр впитал в себя возможности, заложенные, но не до конца реализованные в древнеаттической феерической комедии, сатировской драме, мимах, «сократическом диалоге» и диатрибе[58]… Сатиры Мениппа отличались драматизмом, свободным перемещением действия во времени и пространстве, сочетанием фантастики, необычайных приключений и вульгарного натурализма, серьезным этическим и социальным содержанием, облеченным в шутейную форму («серьезно-смеховое»), барочной смесью прозы и стихов, органично дополняющих друг друга»^{176}.

Правда, ни одна из написанных Мениппом сатир не дошла до нашего времени, но известны сочинения авторов, использовавших мотивы этих сатир. Ближе всего к «духу Мениппа» подошел, как считается, писатель II в. н. э. Лукиан, знаменитый «пересмешник». Что же касается самого киника, о котором идет речь, применительно к нему можно констатировать черту, отражающую уже подмеченную выше общую тенденцию: в произведениях своих он проводил кинические принципы, но жил-то совсем не в согласии с ними.

Занимался литературой и еще один представитель кинизма III в. до н. э. — Керкид. Его стихи, чрезвычайно своеобразные по стилю, поразительным образом сталкивающие друг с другом высокую лексику и откровенные вульгаризмы, по-русски можно прочесть только в дословном прозаическом переводе (подстрочнике) в «Антологии кинизма» И. Μ. Нахова. Это, конечно, не дает о них полного представления, но все-таки приведем некоторые яркие строки:

Почему богиня судьбы Тиха[59] не превратила

Этот денежный мешок, обжору и развратника Ксенона[60] в сына

Нищеты и не послала нам, беднякам, на жизнь те груды

Золота, которые он снова и снова пускает на ветер?

Что этому помешало? Что она может на это ответить,

Если кто-нибудь ее об этом спросит? Ведь богу легко

Выполнить все, что только ему взбредет в голову.

Почему же она не отберет у грязного мошенника и ростовщика,

Готового задушиться за грош, или у

Расточителя, не устающего проматывать свое состояние,

У этого губителя денег, их свинского богатства

И не даст хотя бы самых ничтожных средств на

Существование бедняку, который питается лишь самым

Необходимым и не имеет даже своей собственной посуды?

…Тогда что же это за боги,

У которых нет ни слуха, ни зрения? А еще этот

Величественный метатель молний, восседающий в центре

Олимпа…

Ровно и крепко держит он в руках весы Судьбы, и ни одна

Чаша не дрогнет.

Так говорит Гомер в «Илиаде»:

«Чаша весов упадет, когда день роковой для доблестных

Мужей наступит». Тогда почему же этот справедливый,

Весовщик никогда не склонит чаши весов в мою пользу

(курсив наш. — И. С.)?^{177}