Диоген

Изложенной здесь теории не откажешь во внутренней логике. Получается, что вся жизнь мира — просто новое и новое повторение пьесы, играющейся по одному и тому же сценарию. Или — такое сравнение будет, пожалуй, даже лучше — новая и новая прокрутка одной и той же кинокартины. Приходит нам на ум эпизод из чьих-то мемуаров. Не можем сейчас сказать, чьих именно, но детство автора пришлось на 1930-е годы, и он вспоминает, что очень любил ходить со сверстниками на знаменитый фильм «Чапаев», как раз тогда появившийся на экранах. В его последнем эпизоде, как известно, заглавный герой гибнет, тонет в реке. И вот, пишет мемуарист, подростки снова и снова смотрели этот эпизод с тайной надеждой: а вдруг на этот раз Чапаев выплывет?

Надежда, понятно, была наивной: в уже снятом фильме ничего пойти по-иному не может. Такова и мировая история глазами стоиков. Отсюда и их фатализм. Киникам же подобное преклонение перед силой судьбы совершенно не было свойственно, они представляли человека существом свободным.

Во-вторых, целью жизни стоицизм, как и кинизм, признает апатию, бесстрастие, — а в то же время если ортодоксальные киники, такие как Диоген, для достижения этой апатии полностью уходили из общественной сферы в частную, и это была их осознанная, выношенная установка, то у стоических философов мы ничего подобного не встретим: они призывали к активной гражданской позиции, к выполнению долга по отношению к государству. Кинизм не признавал долга и отрицал государство, относя его не к миру «природы», а к миру «закона», искусственных человеческих установлений, которые есть лишь дым. В стоицизме же государственность — феномен природы^{180}.

Вспомним Керкида, о котором шла речь чуть выше. Он общественной деятельностью — политической, военной, дипломатической — занимался очень активно. Диоген бы его киником не признал. Можно сказать, что, по сути, Керкид писал как киник, а жил как стоик.

* * *

Стоическое учение, усилиями своих первых схолархов — Зенона, Клеанфа, Хрисиппа — получившее весьма детальную разработку, в эллинистический период достигло огромного расцвета и стало, пожалуй, самым популярным из всех философских направлений. С большим энтузиазмом восприняли его римляне, покорившие греков, но приобщившиеся к их высокой культуре. Суровым римским полководцам и государственным мужам, для которых их город — Город (Urbs), с прописной буквы, как они всегда писали, — был предметом настоящего культа, почти религиозного почитания, особенно близкой оказывалась, понятно, именно внедрявшаяся стоиками идея долга человека перед своим полисом. Не случайно в качестве самых знаменитых представителей античного стоицизма (и таких, от которых дошло наибольшее количество текстов) в историю вошли не эллинские, а римские мыслители, такие, как сенатор и богач Сенека, воспитатель Нерона (I в. н. э.), или «философ на троне» император Марк Аврелий (II в. н. э.).

А вот киническая школа, по наблюдениям И. Μ. Нахова, ближе к концу эпохи эллинизма, в II–I вв. до н. э., при-216 шла в упадок. «Ни новых заметных фигур, ни новых идей кинизм этого «темного» периода не выдвинул»^{181}. Впрочем, почти полное отсутствие сведений о киниках в указанные два столетия в значительной мере связано и с тем обстоятельством, что для II–I вв. до н. э. по какому-то злополучному капризу судьбы в принципе сохранилось очень мало информации о древнегреческой культуре, о любой ее сфере, какую бы мы ни взяли (будь то литература, искусство, наука…). Это для нас воистину какая-то «темная зона» зияния, пробела, что особенно заметно по контрасту как с предшествующими, таки с последующими временами.

Однако говорить об упадке кинизма, видимо, все-таки уместно. Нам его причины видятся вот в каком свете. Киническая философия, философия кризиса и хаоса, не вписывалась в стройный порядок классического полиса. Но точно так же она не вписывалась и в новый порядок эллинистической цивилизации, утвердившийся после походов Александра Македонского. В порядок, где тон задавала уже не полисная, а монархическая государственность, где люди из граждан стали подданными всесильных царей. Киник — ни в коей мере не гражданин, но ведь невозможно представить его и подданным. Он чужд любому порядку.

Но киническая школа не умерла. Ее последователи встречаются еще и в период Римской империи^{182}. Выше упоминался, например, Дион Хрисостом. Правда, для него кинизм стал лишь временным увлечением, совпавшим с годаг ми его изгнания и вынужденных скитаний, а до того Дион был стоиком и к концу жизни опять обратился в стоицизм^{183}.