Диоген

Итак, хиппи — современные киники? Но, пожалуй, лучше поставить вопрос в более общей форме: действительно ли следует считать родственными кинизму те явления, которые обозначены выше, в эпиграфе? Хотелось бы высказать определенные сомнения: не поверхностное ли, не чисто ли внешнее сходство перед нами?

Общей чертой, сразу бросающейся в глаза, является, безусловно, аскетизм. Аскеза йогов общеизвестна, некоторые из изобретенных ими практик — это воистину какое-то «умерщвление плоти». Дервиши отрицали частную собственность, называли все общим, а также жили подаянием, бродяжничали и т. п.

Аскетизм в первую очередь замечают и в кинической школе. Но, подчеркнем, не только и, может быть, не столько опрощение является главным для кинизма. Едва ли не более важна его асоциальность, уже хорошо знакомое нам отрицание киниками любых общественных установлений, любых возвышенных идей, да и вообще любых идей, чего бы то ни было трансцендентного, «метафизического». Жизнь йогов или дервишей — особая форма бытия в обществе. Киник (если он не оппортунист, а киник на деле) вычеркивает себя из общества и общество из себя. Или социум должен превратиться в собачью стаю без каких-либо системных связей, или кинический мудрец должен замкнуться в горделивом одиночестве, в презрении к остальным.

Аскетизм аскетизму рознь. Если ставить знак равенства между всеми его формами, то очень легко ошибочно отождествить феномены, не только по существу разные, но даже едва ли не противоположные. Аскеза дервишей и йогов носит высокий религиозный характер, осуществляется ради трансцендентной, духовной цели. Идеал йоги (если понимать ее как учение, а не как комплекс упражнений для здоровья) — не более и не менее как освобождение из сансары (круговорота рождений и смертей), слияние с Абсолютом. Дервиши в исламе принадлежали преимущественно к суфизму, а это течение имело ярко выраженную мистическую направленность. Аскетизм же кинических философов сугубо безрелигиозен. Кинизму абсолютно чужда любая мистика, да и в целом любая духовность.

Особенно часто звучит мысль о том, что кинизм воздействовал на раннее христианство и что это последнее (в некоторых своих проявлениях) близко к нему. «Образ жизни киников оказал влияние на идеологическое оформление христианского аскетизма (особенно в таких его формах, как юродство и странничество»^{188}, — пишет С. С. Аверинцев.

Но особенно решительно высказывается в подобном духе Т. Г. Сидаш: «Родство между христианством и кинизмом куда более глубинное, чем это может на первый взгляд показаться»^{189}. В пользу подобного суждения он приводит следующие аргументы (изложим их в том же порядке, в каком они даются этим автором):

1) Видный христианский писатель Синезий (V в.) симпатизировал кинизму. Более того, в эту эпоху наряду с языческими киниками встречались и киники христианские. Один из них, Максим (IV в.), какое-то время был даже константинопольским епископом.

2) Сам Иисус, вполне возможно, лично сталкивался с киниками, и его учение рядом элементов чрезвычайно родственно киническому. «Вполне понятно, что сам внешний распорядок жизни бродячего проповедника, его длинные волосы, борода, простая одежда, жизнь в толпе, поучение простолюдинов, собирание милостыни — все это, на эллинский взгляд, придает Иисусу вид самого настоящего киника»^{190}. Отношение ранних христиан к собственности, браку, государству, рабству, эстетика космополитизма — «все чисто киническое»^{191}.

3) Некоторые античные авторы уже в I–II вв. н. э. находили сходство между киниками и иудейской сектой ессеев (эссенов, кумранитов), которая, как считается, из всех течений иудаизма имеет наиболее прямое отношение к возникновению христианства.

Что можно сказать по поводу всего этого? Прежде всего необходимо проводить четкое разделение между вопросом о влияниях и взаимодействиях и вопросом о сущностном внутреннем сродстве. Что касается первого из этих вопросов, — в Римской империи первых веков н. э., особенно в ее восточной, грекоязычной части, влияло, если говорить об идеях, буквально всё на всё. Это была зона глубокого мировоззренческого синкретизма, в котором, разумеется, принимали участие и киники — они там изобиловали, причем на протяжении весьма долгого времени. «Примерно тысячу лет — с IV в. до н. э. до VI в. н. э. — знакомой фигурой (пусть и не всегда приветствуемой) в городах по всему Восточному Средиземноморью был кинический философ»^{192}.

Кинизм, как мы знаем, и в целом оказался одним из самых, так сказать, живучих среди философских учений античности. В начале V в. выдающийся богослов западного христианства блаженный Августин отмечал, что к его времени вымерли почти все школы, основанные древнегреческими философами, и можно встретить только киников, перипатетиков (последователей Аристотеля) и платоников (Августин. Против академиков. III. 19. 42).