Диоген

Нетрудно заметить, что тот чрезвычайно «приглаженный» образ Диогена, который представлен в этом рассказе, совсем не вяжется с тем его ершистым образом, который нам уже хорошо знаком и, безусловно, является аутентичным. Здесь наш герой изображен как человек абсолютно добропорядочный — прямо-таки сама благопристойность. Он больше походит не на киника, а на стоика, и, скорее всего, данная традиция о нем сложилась позже именно в стоических кругах. Настоящего же Диогена и в целом довольно трудно представить в роли воспитателя детей, да, честно говоря, трудно представить себе и родителя, который подпустил бы его к детям: уж он их такому бы научил!

По всей видимости, перед нами очередная легенда, а в действительности Диоген если и побывал в Коринфе в рабстве, то довольно быстро освободился и стал с тех пор жить на два города. «Диоген Синопский, бежав из Синопы, прибыл в Элладу; там жил он то в Коринфе, то в Афинах, утверждая, что подражает в образе жизни самому персидскому царю, который проводил зиму в Вавилоне и Сузах, а иногда в Бактрах, то есть в самых теплых областях Азии. Летом же он жил в Экбатанах Мидийских, где стоит всегда прохладная погода, похожая на зиму в районе Вавилона. Вот и Диоген менял свое местожительство в соответствии с временами года… Город Афины расположен в долине на юге Аттики… Понятно, что зима там мягкая; Коринф, напротив, летом овевают холодные ветры, всегда дующие со стороны заливов… Эти два города намного красивее, чем Экбатаны и Вавилон… Впрочем, Диогена все это мало волновало. «Персидский царь, чтобы сменить резиденцию, должен преодолевать весьма солидные расстояния: ему приходится проводить в дороге большую часть зимы и лета. Мне же, — говорил Диоген, — не составляет труда, остановившись на ночлег близ Мегар, на следующий день оказаться в Афинах» (Дион Хрисостом. Речи. VI. 1–6).

Если в Афинах философа всегда ожидал его излюбленный пифос, то в Коринфе он избрал местом своего обитания пригородный гимнасий Краний, ставший, так сказать, филиалом афинского Киносарга — «родины» кинизма. Ибо понятно, что среди коринфян у Диогена тоже появились ученики и последователи. В начале книги нами уже говорилось о том, что и умер он, согласно одной из версий, именно там, в Крании; впрочем, другие авторы считали, что это произошло в Афинах. Есть что-то глубоко символичное в том, что мы в точности не знаем, где скончался и был похоронен этот первый космополит и вечный скиталец. И, наверное, никогда не узнаем. Коринфяне, правда, показывали близ своего города памятник Диогену — статую собаки на колонне. Но памятник могли ведь поставить и позже, «задним числом».

A TEM ВРЕМЕНЕМ…

Политические события в окружающем его мире Диогена, как ясно из всего вышеизложенного, совершенно не волновали. Однако время, в которое он жил, было настолько бурным и непростым, что политика не могла обойти стороной никого. Напомним, основными составляющими протекавших тогда в Греции процессов были жестокий кризис полисных структур и мучительная, болезненная кристаллизация элементов нового мира, которому вскоре предстояло народиться в лице эллинистической цивилизации. В частности, республиканские традиции, характерные для полиса, постепенно уступали место монархическим. Посмотрим же, что творилось в интересующую нас эпоху и в Афинах, и за их пределами — на широких просторах греческого (и не только греческого) мира.

Миновала пора афинского демократического «великого проекта», связываемого чаще всего с именем Перикла, но в действительности бывшего плодом трудов нескольких поколений политиков^{116}. Какая-то удивительная свобода и широта духа, целостность в сочетании с разнообразием проявлений отличала человеческие натуры этих лет. Сам Перикл мог, отложив все дела, целый день провести в беседе с софистом Протагором о каком-нибудь чисто умозрительном вопросе (Плутарх. Перикл. 36). До него подобный же стиль поведения был присущ и его непосредственному «предтече» в роли лидера государства Кимону, — хотя Кимону были более доступны и приятны разговоры «о доблестях, о подвигах, о славе», а не о том, кто виноват (или что виновато) в случайной гибели атлета на состязании от удара дротика, пущенного другим атлетом (как Периклу), и уж тем более не о том, «как вообще не давать отчетов» (как позже Алкивиаду — Плутарх. Алкивиад. 7).