Диоклетиан. Реставратор Римской империи

Было и много других поводов для волнений. Требовалось организовать новые кампании на Центральном Дунае, в районе Паннонии и Дакии; и если римляне рассчитывали остаться в этом регионе, нужно было реорганизовать и укрепить оборону на протяжении многих сотен миль, а для этого требовались годы усилий и пристального внимания. Но многих отдаленных уголках империи римская власть и мирная жизнь подвергались постоянным потрясениям изнутри и снаружи — нашествия варваров и экономическая нестабильность заставляли мирных жителей покидать деревни и постепенно приходящие в упадок провинции. В Сирии набеги сарацинов достигли такого размаха, что в 290 году Диоклетиану пришлось устроить быструю карательную кампанию. На просторах Мавретании племена берберов, несмотря на свое поражение в 289-м, все чаще грабили города и фермы. В Египте росло недовольство: торговые пути от Красного моря подвергались нападениям нубийских разбойников, терроризировавших города Фиваиды. Все эти проблемы требовали немедленного решения: дальнейшее ухудшение положения, особенно в Африке и Египте, могло привести к началу очередных сепаратистских мятежей наподобие мятежа Караузия. В довершение всего этого существовала опасность, что рано или поздно рухнет мир с Персией. И если это случится прежде, чем будет завершено укрепление границы на Дунае, Римская империя вновь окажется в критическом положении.[107]

Диоклетиана заботили и соображения иного рода. Несколькими годами ранее Максимиан принял свое звание августа достаточно буквально, чтобы в прозрачной форме пообещать наследование императорского трона своему маленькому сыну Максенцию. В панегирике Максимиану, произнесенном в 289 году в Трире, говорится: «В день же победы твой сын будет стоять одесную тебя, во всем расцвете своих дарований... Уже постоянное присутствие вблизи тебя станет для него лучшей школой управления империей».[108] В то время подобное допущение было вполне естественно. Императоры назначали своими наследниками сыновей. Однако Максенций был слишком мал — пройдет еще много лет, прежде чем он сможет лично вести войска к победе, — а это была обязанность любого императора, если только он хотел выжить. Тем временем шатающейся империи грозило множество опасностей, а внутри нее было множество опытных военачальников, чьи амбиции, хотя и контролируемые, отнюдь не были подавлены до конца. Их верность требовалось укрепить.

Успешные политические приемы имеют обыкновение воспроизводить сами себя. К концу 292 года или раньше неустанные расчеты, с помощью которых Диоклетиан стремился предугадать как можно большее количество опасностей, привели его к определенному решению. Чтобы удержать государство от распада, предупредить опасное центробежное движение и укрепить совместную монархию, число правителей нужно еще увеличить — но законно, в должном порядке. Теперь пурпурную тогу должны были носить четыре человека в империи.

Внешнюю форму новой тетрархической системы правления Диоклетиана описать нетрудно. Каждый из двоих августов принимает в их общую семью одного цезаря, т.е. младшего императора. Таким способом императоры смогут распространить свою власть на всю территорию империи, будучи связаны друг с другом узами взаимной поддержки, а два цезаря будут скорее исполнителями, нежели авторами политики. Примерно через десять лет августы отойдут от дел, передав свой совмещенный трон двум цезарям, которые в свою очередь найдут себе младших соправителей. В сущности, тетрархия в меньшей степени была системой, чем представлялось некоторым позднейшим писателям. Она родилась не из первичной задумки Диоклетиана, а из череды шагов, предпринятых для решения насущных проблем; своим успехом она обязана не своей внутренней логике, а лишь престижу власти Диоклетиана и его организационным способностям.

Необычность подобной формы правления замаскировать не удалось. Современники задавались вопросом: зачем нужно подобное изобилие правителей? Зачем Диоклетиан добровольно лишил себя трех четвертей своей империи и как он надеялся удержать в единстве подобную коалицию? Его предшественники Клавдий, Аврелий и Проб справлялись с империей в одиночку, и во времена такие же опасные, как эти.