Описания двух новых соправителей, данные античными историками, невозможно отделить от элементов пропаганды более позднего периода — они несут следы ретроспективной оценки. Утверждение, что Констанций по материнской линии был родней бывшего императора Клавдия II, — позднейшее измышление времен правления Константина. По тем же причинам Лактанций и особенно Евсевий превозносят до небес мягкость его правления, в равной степени проклиная при этом тиранию прочей троицы. Но если сделать скидку на подобные искажения, Констанций предстает опытным и умелым политиком и крепким солдатом, способным сочетать силу с терпением и удерживать на своей стороне симпатии своих подданных настолько, насколько позволяли трудные времена. Ему приписывают прозвище Хлор («Бледный»). У него был сын от первой жены Елены, Константин; ему было почти двадцать в год, когда его отцу даровали пурпурную тогу.[111]
Галерий, прежде чем вступил в армию, был простым пастухом. Он родился на Дунае, в Ромулиане; но враги позднее утверждали, что его мать Ромула была из варваров («из-за Дуная»), хотя это могло с той же долей вероятности означать, что она попала в империю вместе со множеством прочих римлян в ходе эвакуации старой задунайской провинции. Его описывают как человека могучего телосложения и грубых манер, чувствовавшего себя как нельзя лучше среди солдат; его военные достижения свидетельствуют об отваге, напоминающей нам об Аврелиане. Внешне он, возможно, напоминал Максимиана, но обладал более острым умом, был более независим и беззастенчиво честолюбив. Портрет Галерия как горького пьяницы также может быть делом рук его противников, но даже они признают, что Галерий, как и Кемаль Ататюрк, был достаточно осторожен, чтобы утверждать утром все приказы, отданные во время попойки. Невозможно отрицать, что он был ярым врагом христиан; это перекликалось с воззрениями языческих «философских» кругов Востока. В отличие от Констанция, в год вступления на трон он не имел детей.[112]Неудивительно, что об истинной природе экспериментальной системы правления Диоклетиана было множество споров. Тетрархия была так необычна для своего времени, что современники и близкие потомки тоже расходились между собой в понимании этого феномена. Лактанций, настроенный враждебно, полагал, что это было в более или менее прямом смысле буквальное деление империи на четыре части: к примеру, он заключает, что армии и прочие атрибуты власти просто-напросто умножались в четыре раза — однако нам известно, что это не так (в противном случае состав регулярной армии превысил бы миллион человек, которые ни в каком случае не смогла бы прокормить римская экономика).[113]
Виктор, прославлявший Диоклетиана, но писавший на полвека позже и на основании недостоверных источников, заключал, что существовало точное разделение юрисдикций, поскольку в его время империя была четко поделена на четыре большие префектуры, составленные примерно на основании старых границ тетрархии.[114] Другие писатели IV века, жившие в то время, когда империя и ее армия были территориально поделены между родичами императора, подобным же образом предполагали, что первоначальная тетрархия была устроена аналогичным образом. Однако есть основания предполагать, что Диоклетиан не ставил подобных строгих границ и, возможно, не имел намерения закладывать основу для стабильного территориального деления. Некоторые современные авторы мельком предполагают, что тетрархия представляла собой четко сформированную формальную структуру, которую Диоклетиан утвердил в 295 году и которая заранее устанавливала, что два старших правителя уступят свои троны младшим. Другие увидели в тетрархии военную хунту, возникшую в период военного кризиса и призванную разрешить двойной кризис в Британии и на Востоке: когда же положение в империи наладится, отношения внутри этой четверки станут ухудшаться, пока наконец августы не удалятся от власти, законным и мирным путем открыв путь амбициям цезарей. (В повествовании Лактанция Галерий вынуждает старого и больного Диоклетиана отказаться от власти, угрожая вооруженным переворотом.)