– Не буду спорить, – суховато кивнул Илья, – Сотворены ли мы Богом из глины в буквальном смысле, или волею Его эволюционировали из обезьян, это скорее вопрос вкуса. Повторюсь… концепция интернационализма вполне мне импонирует, предполагая некое братство народов, а уж основано ли оно на Библии, не так уж важно.
– Но! – он подался вперёд, – Вы знаете, за моими плечами нет университетов, да и французский язык не является мне родным. Поэтому, уж простите, буду говорить, опираясь на примеры самые призёмлённые.
– Для примера… – он повернулся к официанту, и сказал негромко:
– Принеси мне воды, друг мой.
– Для примера предлагаю взять Российскую Империю, эту тюрьму народов, – сказал Военгский громче, – Но! Я хочу подчеркнуть – всех народов, включая русский! Не все понимают, но русские в этой тюрьме являются одновременно тюремщиками и самыми бесправными заключёнными!
– Соглашусь, – протянул Аполлинер за соседним столиком.
– Не все это понимают, – Военгский благодарно кивнул поэту, – и от того бывают разнообразные коллизии националистического характера.
– Погромы! – выкрикнул кто-то с места.
– Верно, – спокойно кивнул пилот, – погромы. Но ведь и среди откупщиков[30]
процент иудеев аномально велик! Пусть эта практика де-юре канула в лету, но значительная часть предприятий с сомнительной моралью в руках иудеев!– Я никого, – выделил голосом Военгский, – не оправдываю и не обвиняю, а лишь говорю о взаимной нелюбви и том, что нелюбовь эта зиждется пусть на обветшалом, но всё же фундаменте. Интернационализм, в его здоровой форме, учит смотреть на ситуацию не с национальной, а классовой точки зрения. Смотреть, и видеть настоящих врагов – паразитов, присосавшихся к плоти народов!
– Спорно, – вклинился в паузу Бурш, обмахиваясь шляпой и переглядываясь с очаровательной супругой, которая в кои-то веки начала одеваться и вести себя женственно, – впрочем, продолжайте!
– Благодарю, – чуть усмехнулся Илья, – Так вот, интернационализм предполагает, что все народы, а отчасти культуры, равны между собой. Уже здесь немало спорных моментов, но…
– … не будем заострять на них внимание, ибо речь сейчас о другом.
– Я, – пилот чуть подался вперёд, – хочу, чтобы все вы представили себе карту Российской Империи. Люди здесь образованные, так что задача не из самых сложных. А теперь попробуйте сопоставить географическую карту с законодательством Российской Империи!
– А-а… – протянул Аполлинер, – вот оно… молчу, молчу…
– Законодательство Империи весьма серьёзно ограничивает перемещение подданных… – Военгский пристально посмотрел на художника, выкрикивавшего недавно о погромах, – всех поданных, не только иудеев! А точнее – всех представителей мещанства и крестьян.
– Даже перебраться на постоянно место жительство в другую губернию иногда проблематично, получить же заграничный паспорт, – пилот сделал глоток воды, – могут только представители привилегированных сословий, и…
– … жители приграничных губерний! То есть жители Царства Польского, Финляндии, Прибалтийского края и Кавказа! Преимущественно НЕ русские! Жители этих губерний могут получить паспорта как официально, так и перебраться через границу нелегально.
– Добавим сюда специфическую, и притом долговременную политику властей в Петербурге, когда национальные чувства окраин угнетаются, а народы русифицируются железной рукой. Это делает ситуацию хоть и революционной, но я вас уверяю, ничуть не интернациональной!
– Одновременно с угнетением культурным, Империя насаждает в тех краях промышленность и развивает сельское хозяйство, ибо близость к европейским рынкам делает это развитие выгодным. И разумеется, развитие промышленности не может обойтись без развитой… более развитой, чем в России, системы образования!
– И что мы видим? – задал Военский риторический вопрос, – С одной стороны окраины, населённые национальными меньшинствами, ненавидящими Петербург и отчасти переносящими эту ненависть на русский народ.
– С другой, – он качнул рукой для наглядности, – забитые, необразованные в массе своей русские крестьяне, которые даже не знают, что можно жить лучше! Жестокий гнёт на всех уровнях, в том числе и религиозном, и одновременно – игра Петербурга на национальном самолюбии русского народа.
– Уже сейчас мы видим, что количество революционеров из представителей русского народа, народа глубинного, стремится едва ли не к нолю! Всех нас, – Военгский обвёл рукой Де Флор – представляющих Российскую Империю, здесь больше десятка человек. И нет ни одного… подчеркну – ни одного человека из числа российских крестьян!
– А вы… – Андрэ Жид подался вперёд, с интересом изучая Илью.
– Помор, – спокойно ответил тот, – отдельный этнос, родственный русскому. Хотя не все так считают, ну да это личное дело каждого… и к слову – я как раз вырос в одной из губерний, которые считаются пограничными.