Оказали медицинскую помощь, вымыли, переодели, да и заперли в карцере, где условия, между прочим – вполне. Карцер на «Авроре» не за-ради мучительства провинившихся матросиков, и тем более не канатный ящик.
Так… скорее чтобы был, с прицелом, пожалуй, скорее медицинским. Самое то, если кто из экипажа дристать начнёт дальше, чем видеть, или шанкры от сифилиса на залупе доктор обнаружит. Обычная комната с двухярусными койками, только что в трюме, ну и дверь усиленная. Вот, собственно, и все строгости.
Атмосфера за обедом едва ли не Рождественская, необыкновенно христианизированная и благолепная.
– … матушка-богородица отвела, – слышится то и дело, и персты в головы, в животы, в плечи! Морды торжественные, будто после причастия, и никому дела нет, кто там тремя перстами, кто двумя.
А я… лицедействую. Морда лица умеренно благолепная, и тоже – крещусь. Но тоска…
Это ведь отборные, и не по крепости вере отбирали! Хотя… с Мишки станется! Хорошо, если так. То есть… плохо, конечно, что брат слишком религию с политикой увязывает, очень плохо!
Но с другой стороны, а чего я хотел? Обратился бы к Феликсу, получил бы экипаж из марксистов…
… и вот этот разнобой меня не очень радует. Оба ведь – фанатики!
Адольф Иванович, наш медикус из студентов-недоучек, всё подливает мне красное вино, разбавленное гранатовым соком.
– Тунца, Егор Ильич, – журчит он, взявшись ухаживать за мной, – Савва незадолго до боя выловил! Свеженький! И может, печёночки?
Убедившись, что я пусть и не слишком охотно, но заставляю себя есть пищу, сугубо полезную для творения крови, Адольф Иванович немножечко сбавляет напор. К счастью! Очень уж он болтлив.
Впрочем, это единственный серьёзный недостаток нашего врача, да и то – временами. Словоохотливость его пусть порой и раздражает, но в общем-то, она скорее уместна для корабельного медика, тем более, что и запас историй у Елабугина почти бесконечный, да и рассказчик он отменный.
Человек дельный, да и недоученность, между нами, спорная. Диплома у него пока нет, и учился он, как многие студенты из бедных семей, с перерывами. Годочков уже под тридцатник, так-то!
Адольф Иванович и фельдшером успел побывать, притом деревенским, и скотину пользовал, и на войне показал себя. А ещё тюрьмы, ссылки… не без этого. С интересной биографией человек.
Ну а самообразование – можно сказать, конёк нашего медикуса. Большой любитель мешать передовые методы с народными.
– Я, Егор Кузьмич, британцам немного кокаина оставил, – журчит он, – так, знаете ли… успокоить немного.
– Господь с вами, Адольф Иванович! – моментально понял я нехитрый подходец, – Ничего с ними не будет! С капитаном – да, могли быть варианты. А с этих-то што взять?!
– Так я могу быть… – начал он осторожно.
– Адольф Иванович! За кого вы меня принимаете? Я даже в вельде, когда мы от британцев Мишку выцарапывали, раненых британцев не добивал, а лечил!
– А… – замер сусликом медик, – простите, Егор Кузьмич! Нас… меня, похоже, неверно информировали о вашем… хм, характере.
Гляжу, и рожи у доброй половины экипажа тоже – неверно информированные, виноватые… Этакая коллективная псина, наделавшая кучу на ковре гостиной и осознающая промашку.
– Н-да… – уткнувшись глазами в тарелку, терзаю тунца, – надо будет потом посмотреть на информатора. Сдаётся мне, што гадость эта, с информированием, может быть очень неспроста!
– Британцы! – стукнул ладонью по столу Карл Людвигович, поймав момент дзена, – Ну точно! А я-то…
Все разом загомонили, и все-то они, оказывается, подозревали враки! Но… и куча причин, почему они вот этак, а не так!
Перевести разговор на нормальные рельсы удалось только минут через десять, и я сразу же решил прояснить судьбу британцев, во избежание домыслов.
– … побудут в карцере, – рассказываю, повысив голос, – а потом, в одной из условленных точек, передадим ребятишкам Косты. Посидят морячки где-нибудь на сильно отдалённой ферме до конца войны, да на этом и всё!
– Так может, книг им… – Адольф Иванович сделал вопросительное выражение лица.
– Ну… подберу им што попроще, – киваю согласно.
– Диккенса? – со скепсисом спросил Санька, сидящий напротив, – Прочее, што на английском, у тебя и вовсе мудрёное!
– Библию могу дать на английском, – предложил капитан, и на моё удивление пожал плечами, – случайно завалялась!
Медик, чувствуя себя виноватым, затараторил с удвоенной скоростью.
– Я знаете ли, немного с ними разговорился, – рассказывал он, дирижируя вилкой и гримасничая живо – что, впрочем, в его исполнении выглядит органично, – ещё когда перелом их главному вправлял.
– Петти-оффицеру, – поправляю машинально, и тут же спохватываюсь:
– Простите…
– А! – отмахнулся Адольф Иванович, – Пустое! Служебные тайны или то, что они таковым считают, британцы только под пыткой выдадут…