Дипломная работа

— Да! — развернулся коммандер на пятках, обжигая яростным взглядом, — Так! Смягчение приговоров, помилование, и давление, давление, давление… Выгрызать будем, шантажировать, покупать чиновников, продавать, красть!

— Ам-нис-ти-я! — нависнув надо мной, проговорил военный атташе, — Большая часть восставших… понимаешь? Большая! Ты хоть понимаешь, какая это победа? И это сделали мы! И народ знает… будет знать о нас, а не о царской милости!

— Столько слов Лубе наговорил… — меня начало отпускать, и настроение из яростного стало пасмурно-дождливым, чуть не до слёз.

— Ему по должности положено, — усмехнулся Матвеев угрюмо, — да и што… думаешь, вот прям такой туз козырный в руках у тя был? Шиш! Залупы еврейской кусок!

— Французам не хотелось нагнетания, — почти спокойно сказал военный атташе, усаживаясь на стул, — и всего-то! Можно сказать, с учётом имеющегося, нам навстречу пошли

— Аванец выдали? — сощуриваюсь хмуро.

— Ево, — невозмутимо кивнул собеседник, — и я чевой-то не пойму, ты чево жалуисся? Хотел из Парижу в Африку, и пожалста! Со всем уважением и реверансами! С выгодами! Скажешь, нет?

— Прав ты, Ильич, — откипятился я окончательно, — со всех сторон прав. Но…

— Ясно-понятно, — кивнул он, не дождавшись продолжения, — хотелось всево и сразу, так? Да в уши небось надудели так, што вот прям все блага земные за обещание не скандалить больше господ российских помещиков?

— Оно, — выдыхаю тяжко, — Так-то оно понимаешь, сильно опосля уже, што ничего такого экстраординарного и не пообещали, а всё тоже, што им негоже, просто в обёртке покрасивше. Да… а всё равно кажется, што не по букве, а по духу должно́, по картинке, перед глазами нарисованной.

— Эт да, — крякнул Матвеев, — здесь ты опростоволосился… Цыц! Я тя не виню, Лубе сладкоречив, недаром эвона куда влез! Што я, сам, што ли… За ручку ухватит и держит, яко парень девицу, а? Да улыбка, морщинки лучиками, да словеса подбирает — куда там сказительницам! Ну што, отошёл?

— Отошёл, — навалилась апатия.

— Ты, Егор, вот што подумай, — усмехнулся военный атташе, набивая табаком трубку, — Скока времени прошло с начала англо-бурской? Ась?! А скока сделано?

— Государство русское, — начал он загибать пальцы, — да с союзниками какими-никакими!

— Хреновыми! Говно на палочке, а не союзники!

— Ясен-красен! — кивнул он спокойно, тая под усами усмешечку, — Когда это союзники другими бывали, при наличии хоть каково умишки? Эт только у нас цари-батюшки за одобрение европейское кровушкой русской любой пожар норовили залить, да не жалеючи! В Европах такие дурни давно уж перевелись!

— На волоске Кантоны висят, — перекосившись, делюсь наболевшим, — Я, веришь ли, даже союзникам из буров не вполне доверяю, так-то!

— А-а… — протянул Матвеев, — слона-то[i] ты и не приметил! Вот…

Подчеркнул ногтём нужные строки, он протянул мне документ.

— Так… облегчение визового режима для… представителей крестьянского и мещанского сословия?!

Голос у меня сорвался на фальцет, и Ильич кивал с улыбкой кота, довольного злой шкодой.

— С ба-альшими оговорочками, — ехидно протянул он, — Ну то есть так они думают! А на деле — вона… чти далее!

— Так, так… а! При наличии родственников и… гарантии финансовой поддержки?! — я неверяще уставился на Матвеева, расплываясь в улыбке, — это же…

— Да! — он пыхнул дымком, — Эти-то… псы царские, по себе людей судят! Им же всё дай да дай… а слова "На" они и знать не знают! Нет у них понимания християнской души, у сук етаких!

— Это ещё сильно не свободный выезд, — кусаю губы, норовящие растянуться, — но уже куда как…

— Надолго ли? — перебил коммандер мой восторг, — Сам понимать должон, не мальчик! Полгода, много год, и опомнятся суки, прикроют калиточку! А до тех нужно вытащить как можно больше народишку, да порукастей и поголовастей!

— Это кто ж такой яйцеголовый такую казуистику юридическую в договор завернул? — восхитился я, перечитывая ещё раз сложнозавёрнутые строки, — Яйцеголовый, это…

— Да понял, — перебил усмешливо Матвеев, — яйцеголовый, ишь… Он и правда… хм, лысенький да головастый. Яйцеголовый, ха! Ульянов! Ну, тот…

— Помню, как не помнить!

— Ну вот, — военный атташе окутался табашным дымом, — не один он, ясно-понятно! Вся фракция… точнее, там вся закавыка была не в том даже, што придумать, а в том, што пропихнуть! А у этих дружки-приятели университетские да гимназические, ну и это… сочувствующие нашлись. Впихнули каким-то… хм, боком.

— Хитро… а мы?

— Навстречу пошли, чево ж ещё, — пожал плечами Матвеев, — Раз уж такие ушлые, пусть политической деятельностью в Кантонах занимаются.

— Хм…

— Чево не так? — уставился на меня коммандер.

— Да так… сам не пойму! Вертится в голове што-то, а уцепить мыслю́ ногтями никак не выходит.

— А… бывает. Так што, не против?

— Да с чево бы? — удивился я, — Дельные вроде! Так посмотришь, чистоплюи интеллигентские, а в летнем восстании знатно отметились. Бурш, а?! Единственное — марксистов у нас многовато становится, их бы разбавить, а?

— Разбавить, говоришь? — Матвеев чуть задумался, — Всякой твари по паре в Кантоны запустить?