— Ответственностью своей перед Богом и совестью, я несравненно более ограничен во власти, чем президент Французской республики, — горячо говорил император, — оппозиция же не ограничена ничем, являясь наихудшим образцом беззаконной диктатуры. Отбросьте сомнения! Моя воля — воля царская, остановить оппозицию любой ценой — непреклонна! Пусть установится, как было встарь, отеческое единение между Царём и всей Русью, отвечающее самобытным русским началам!
— Да, Ваше Величество! — выдохнул Плеве, — Но…
Он замялся, не решаясь нарушать храмовую торжественность момента, но чувство долга старого бюрократа пересилило восторг царедворца.
— … как быть с… разросшейся оппозицией за пределами нашего богоспасаемого Отечества?
Красивое лицо Самодержца исказилось на миг…
— От Лукавого! — решительно сказал Его Величество, — Любая оппозиция православному самодержавию есть воинство Нечистого!
— Да, Ваше Величество, — Плеве выпрямился ещё больше, наполненный служебным рвением и не сковываемый излишне тесными рамками инструкций по отношению к оппозиции. Когда император сжал на прощание его руку, задержав ненадолго, министра обуяли чувства, сходные с религиозными[iii].
Проводив до двери министра МВД, Николай чуть обмяк, и усевшись в кресло, с удовольствием закурил ароматную папироску, прикрыв глаза. Несколько минут спустя, скормив окурок забавной нефритовой жабе, он повернулся и поглядел на часы.
— Полдень… а впрочем, и хватит, на сегодня! — встав, император потянулся всем своим сильным телом, и получасом позже, переодетый, он уже прогуливался по аллеям парка с ружьём, высматривая ворон и не думая ни о чём, кроме как о метком выстреле. В конце концов, пока русский царь ловит рыбу или занимается чем-то ещё…
… Европа может подождать!
Вечером, перед тем как отойти ко сну, Его Величество сделал запись в дневнике.
" — День отдыха для меня — ни докладов, ни приёмов никаких…
— … Я стараюсь ни над чем не задумываться, и нахожу, что только так и можно править Россией."
***
— Российская Империя, — мягко поправил его Михаил, чуть улыбнувшись, — ДУМАЕТ, что имеет там свои интересы. На самом же деле это обычная политическая раскоряка…
— Как?! — перебил его генерал, не поняв русского словца, и адъютант со вкусом объяснил ему значение слова на примере борделя.
— … ну, а как ещё назвать это безобразие? — пожал плечами ухмыляющийся Мишка, — В головы вбивается мнение, что только монархия способна выстраивать долговременную политику. Но на примере Российской Империи можно убедиться, что долговременность если и имеется, то строится зачастую не на политических и экономических выгодах государства, а на личных амбициях и обидах монархов, а порой и их родственников.
— Например — Эфиопия, — скривился Пономарёнок, — классический случай такой политики. Императору, или вернее даже, его окружению, показалось заманчивым и лестным наладить контакты с православной империей, в которой правят якобы потомки Соломона. Бог весть, что уж там они себе мнили, но не иначе, как воображали себя ревнителями Веры.
— А просчитать последствия не хватило ума… — усмехнулся Сниман.
— Всё так, мой генерал. В результате налажены связи, поставлено оружие в значительных количествах, инструктора для армии и прочее, — продолжил Михаил с горечью, — но зачем?! Если у Российской Империи нет достаточно сильного флота, равно как и политической воли, чтобы закрепиться на африканском континенте, то право слово — лучше бы всё это оружие, золото и медикаменты было сброшено в выгребную яму!
— Плодами их трудов воспользовались британцы, — закончил за него командующий, — от чего в символическую выгребную яму полетела не только работа русских дипломатов и разведчиков, но и репутация страны.
— Верно, — подтвердил Пономарёнок, — и сейчас, накачивая оружием уже не Менелика, а эфиопских князей, мы не только выводим тот регион из-под британского влияния, но и в потенциале, перехватываем налаженные русским Генштабом контакты.
— Скорее всего, — задумчиво сказал он, — Менелика начнут накачивать оружием британцы, а может и Российская Империя… хм, весьма вероятно, к слову. Петербург, раз вцепившись в какой-нибудь амбициозный проект, вваливает в него деньги с идиотическим упорством, достойным лучшего применения. И чем этот проект нелепее, тем больше упорствует Петербург.
— От меня что требуется? — деловито поинтересовался Сниман, уже сообразивший, что основными интересантами в этой операции станут Кантоны, притом в силу причин самых естественных.
— Прикрыть в Фолксрааде, — ответил представитель староверов без обиняков, — и со стороны армии, насколько это вообще возможно.
— Хм… — Сниман почесал бороду, оглядевшись зачем-то на отставших драбантов из числа дальних родственников. Вопросы личной заинтересованности командующего не поднимаются, но подразумеваются. Инсайдерская информация, способная поменять политику целого региона, это достаточно весомо для тех, кто понимает.