Дипломная работа

… рядом с полицейскими, которые старательно делают вид, что они просто прогуливаются рядом?

" — Провокация? — мелькнула мысль, — Или…"

… а затем Надежда увидела переглядывание охотнорядца с Рачковским, искажающееся решимостью лицо и…

… револьвер, вытаскиваемый из-за пазухи.

Время замедлилось, и Крупская, перехватив ридикюль в левую руку, выхватила из него пистолет "Браунинга" и…

[i] Считается, что именно Рачковский был инициатором создания "Протокола Сионских мудрецов"

— У-умри-и! — широко распахнувшись, вытолкнул волосатый рот охотнорядца, и дуло огромного револьвера начало опускаться, целя в спину Володи.

… она успела в последний момент.

Выстрел! Ещё раз!

… и фигура охотнорядца осела на брусчатку, не подавая более никаких признаков жизни[i].

Не успел охотнорядец упасть, как Володя и Глеб уже оказались на ногах с оружием в руках[ii]. Грохот выстрелов…

… и два трупа в косоворотках упали, опрокидывая столики. А потом…

… визг! В Париже не привыкли к терактам, и публика отреагировала крайне живо.

Не опуская пистолет, Крупская мерялась взглядом с Рачковким. Короткое противостояние взглядов… и полицейский, пожав едва заметно плечами, приподнял с насмешливой улыбкой шляпу.

" — До следующего раза!" — прочитала она по губам.

[i] Н. К. Крупская, хорошо знала разных эсеров-террористов, разбиралась в оружии, взрывчатке и т. д., и, возможно, училась работе с оружием и взрывчаткой.

[ii] Ленин в реальной истории не был боевиком, отрицательно относясь к террору вообще, однако охотником он был умелым и страстным, так что оружием владел как минимум неплохо. Здесь же, после Летнего Восстания, где он (волею автора) руководил восставшими и принимал участие в боевых действиях, характер его должен был стать несколько более "жёстким".

Глава 24

Сердце лупит по рёбрам как боксёр-профессионал, норовя разломать к чертям грудную клетку, победив меня инфарктом до окончания жизненного раунда. А британский таможенник, как назло, задерживается на раскалённой палубе "Авроры".

Капитан, вместо того, чтобы сунуть ему на лапу и выпроводить наконец вон, общается, как с давно не виденным старым приятелем. Будто встретились два одноклассника невесть через сколько лет, и хотя карьера у них сложилась по-разному и точек соприкосновения практически нет, постоянно в разговоре всплывают школьные годы, фраза "А помнишь?" и ностальгия…

— Ой, бля… — слышу позади себя, и молча показываю кулак, заложив руку за спину. Наконец, чиновник явно нехотя покинул палубу, неспешно спустившись в шлюпку с гребцами-индусами, и коллективный выдох экипажа прошелестел по судну, накалённому готовностью к вооружённому сопротивлению и возможностью прорыва из порта на всех парах.

— Отвела матушка-Богородица, — громогласным шёпотом сказал второй механик, истово крестясь, и примеру его последовала добрая половина экипажа. Сдерживая добрые и ласковые пожелания, я только рыкнул сдержанно, но народ внял и заткнулся наконец, став молиться без прежнего громогласия.

— Што так долго? — нервенно поинтересовался Санька у невозмутимого капитана.

— Долго? — удивился тот, прикусив трубку, — Разве? Обычная беседа двух джентльменов, и нам очень повезло, что матушка достопочтенного мистера Добкинса имеет курляндские корни, и во мне он, некоторым образом, увидел земляка.

Санька искривил губы, но смолчал, зная уже цену таким вот мелочам. Чиновник колониальной администрации в Индии, даже мелкий, далеко не царь и Бог, но…

… для подчинённых разница невелика. И если белый сахиб благосклонно настроен к морякам, то кто они такие, чтобы идти против Воли Сахиба?!

— Никаких увольнений, — коротко сказал я, окинув экипаж выразительным взглядом, — а то помянет кто на берегу "Матушку-Богородицу", и нам конец.

Загримированный, я выгляжу лет на тридцать, более всего походя на янки из Нью-Йорка. Не то чтобы у британцев с американцами ныне любовь и лобызание в дёсны, но акцент в моём английском почему-то именно нью-йоркский, и деваться в общем-то некуда. Могу имитировать ещё шотландский, но скверно и скорее для тех, кто не часто сталкивается с шотландцами в реальной жизни.

Потрогав рыжеватые бакенбарды и одарив ещё раз выразительным взглядом второго механика, спустился в шлюпку вслед за Акселем Генриховичем, и загребной навалился на вёсла. Пока матросы гребли, я всё поглядывал на наш корабль, пока Суви не похлопал меня по руке, успокаивая.

— Фсё в порядке, — с улыбкой сказал он, не вынимая трубки изо рта, — мы надёжно замаскировали нашу "Аврору", не признают.

Мелькнув в таможенному управлении Тривандрама как владелец груза, оставил всякие формальности на капитана, сам же вышел на улицу и закурил сигару, как часть тщательно продуманного образа. Влажная жара снова навалилась на меня, и я тысячекратно проклял "бремя белого человека", обязанного и в тропиках одеваться согласно моде континентальной Европы или Туманного Альбиона.